Подполковник МАЛИКИН ЛЕВ ИСААКОВИЧ, 2.07.1912 года рождения, место рождения - Российская Империя, Могилёвская губерния, Гомельский уезд, Речицкая волость, волостной город Речица (по административному делению СССР: Белорусская ССР, Гомельская область, Речицкий район, г. Речица), еврей. В РККА призван Ленинградским ГВК, г. Ленинграда, Ленинградской области, РСФСР, 05.09.1934 года.  В Великой Отечественной войне с 22.06.1941 года (на Волховском, 2 Белорусском фронтах), в должностях: 1. Начальника штаба артиллерии 128 стрелковой Псковской Краснознамённой дивизии, 2 Ударной Армии; 2. Старшего помощника начальника оперативного отдела Управления Коммандующего артиллерией, Волховского фронта; 3. Командира(последняя) 544 минометного Осовецкого ордена Кутузова 3 степени полка РГК, 49 Армии, 2 Белорусского фронта. Ранения: нет. Боевые награды: 1. Орден "КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ"(№ записи: 150341212);2. Орден "ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ" 2 степени(№ записи: 21879931); 3 Орден "КРАСНОГО ЗНАМЕНИ"(№ записи: 22175452); 4. Орден "КРАСНОГО ЗНАМЕНИ"(Из НАГРАДНОГО ЛИСТА: "

                За период боёв, при форсировании реки ОДЕР и в наступательных операциях, на левом берегу реки, подполковник МАЛИКИН, в исключительно сложной обстановке, умело организовал огонь своего полка, чем обеспечил успех операции. Бесприрывно находясь на НП, не взирая на опасность, умело руководил группой НП, поддерживая полком 199 стрелковую дивизию, благодаря чему дивизия справилась с поставленной ей задачей, успешно форсировала реку ОДЕР.

                 За умелое руководство огнём миномётного полка и проявленные, в боях с немецкими захватчиками, личные храбрость и мужество, подполковник МАЛИКИН достоин награждения орденом "КРАСНОЕ ЗНАМЯ". Командующий артиллерией 49 армии Генерал-майор артиллерии РАЗИНЦЕВ. 15.05.1945 г.";№ записи: 29644755); 5. Орден "АЛЕКСАНДРА НЕВСКОГО("(Из НАГРАДНОГО ЛИСТА на орден "КРАСНОГО ЗНАМЕНИ": "За период поддержки дивизии, в тяжёлых боях, за высоту 205.8 и последующих боях, на подступах к морю, полк показал слаженность, мобильность и маневренность. Массированным огнём подавлял опорные пункты и узлы сопротивления противника, чем способствовал выполеннию поставленных перед дивизией задач.

                  Лично, тов. МАЛИКИН, как командир полка, сумел организовать четкое и правильное взаимодействие с пехотой, личное общение и бесперебойную связь. Проявил смелость и мужество в сложных условиях боя. Огнём полка, за период с 16.03 по 23.03.1945 года, уничтожено: до 620 гитлеровских солдат, 4 миномётных батареи, 38 пулемётных точек и отражено 11 ожесточённых контратак врага, расчленив пехоту от танков.

                  Достоин Правительственной награды ордена "КРАСНОЕ ЗНАМЯ". Командир 162 стрелковой Средне- Азиатской Новгород-Северской Краснознамённой дивизии, 47 стрелкового корпуса, 70 Армии Гвардии полковник МУРАТОВ. 23.03.1945 г.";№ записи: 25978810); 6. Медаль "ЗА ОБОРОНУ ЛЕНИНГРАДА(№ записи: 1532152883) с сайта ЭЛЕКТРОННЫЙ БАНК ДОКУМЕНТОВ «ПОДВИГ НАРОДА В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ 1941-1945 ГГ.» http://www.podvignaroda.mil.ru/?#tab=navHome " Вернулся с Великой Отечественной войны. Продолжил службув ВС СССР. Увроен, в отставку, 18.08.1953 года. Дальнейшая судьба: неизвестна. Вечная Слава и Память!

               Убедительно прошу, всех располагающих информацией о полковнике МАЛИКИНЕ ЛЬВЕ ИСААКОВИЧЕ имеющих его фото и фото его семьи, сообщить на адрес электронной почты: genn53@list.ru    

Данные из УПК (учётно - послужной карты, портал "ПАМЯТЬ НАРОДА").

Дата рождения

__.__.1912; 02.07.1912; __.__.1911

Место рождения

Белорусская ССР, Гомельская обл., г. Речица

Дата поступления на службу

05.09.1934

Место призыва

Ленинградский РВК; Ленинградский ГВК, Ленинградская обл., г. Ленинград; Вологодский ГВК, Вологодская обл., г. Вологда

Воинское звание

майор; подполковник; капитан

Воинская часть

292 ап 128 сд (292 ап, 128 сд); 29 А (29 А); 168 сд (168 сд); 627 минп 26 сд СГВ (627 минп, 26 сд СГВ); 854 ап 286 сд (854 ап, 286 сд); 8 А (8 А); УКАРТ ВолхФ (ВолхФ); 544 минп РГК 2 БелФ (544 минп РГК, 2 БелФ); 544 минп РГК 162 сд 47 ск 70 А 2 БелФ (544 минп РГК, 162 сд, 47 ск, 70 А, 2 БелФ); 544 минп РГК 49 А 2 БелФ (544 минп РГК, 49 А, 2 БелФ); арт. ВолхФ (ВолхФ); 128 сд ВолхФ (128 сд ВолхФ, 128 сд, ВолхФ)

Наименование награды

Медаль «За оборону Ленинграда»
Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»
Орден Отечественной войны II степени
Орден Красного Знамени
Орден Александра Невского
Медаль «За боевые заслуги»
Орден Красной Звезды

 

Маликин Лев Исаакович

Учетно-послужная картотека

Дата рождения: 02.07.1912

Место рождения: Белорусская ССР, Гомельская обл., г. Речица

Наименование военкомата: Ленинградский ГВК, Ленинградская обл., г. Ленинград

Дата поступления на службу: 05.09.1934

Воинское звание: подполковник

Наименование воинской части: 168 сд,627 минп 26 сд СГВ

Дата окончания службы: 18.08.1953

Награды: Медаль «За оборону Ленинграда»,Медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»

 

Маликин Лев Исакович

Приложение:

1. Воспоминания подполковника МАЛИКИНА Л.И.(с http://centralsector.narod.ru/arch/168_2.htm).

2. Личные фотографии (3) подполковника МАЛИКИНА Л. И.:

 - с https://clck.ru/EvMkh

-  из УПК (учётно - послужной карты; портал "ПАМЯТЬ НАРОДА": https://clck.ru/NGqVY);

3. "МОЙ ШТЕТЛ", проект "Голоса еврейских местечек"; Гомельская область, г. Речица; ( https://clck.ru/N23Gt );

Из письма Льва Исааковича Маликина Дмитрию Ивановичу Петрикееву(http://centralsector.narod.ru/arch/168_2.htm):

"... Может я когда надумаю издать мои записки из переживаний в В. Отеч. Войне. Я уже обработал материал по 128 стр. дивизии, где я участвовал в операции по прорыву блокады, по 286 стр. дивизии, где командовал полком и по 2-му Белорусскому фронту, где до конца войны был командиром артполка..."

"Из записок подполковника Маликина Л.И."
Данный текст составлен из нескольких различных материалов, вероятно, присылавшихся Д.И. Петрикееву в разное время.

СДЕРЖИВАЮЩИЕ БОИ И ЭВАКУАЦИЯ НА ОСТРОВ ВАЛААМ.

Финны упорно продолжали наседать, просачиваясь и вмешиваясь в стыки между частями.
Саперный батальон оборонял участок ж.д. севернее хутор ПЕРТИПОХВЬЯ. Его поддерживал 1-й дивизион 412 АП, которым командовал отважный капитан ВИНОГРАДОВ. Расположенный на высоте хутор имел большое тактическое значение. Пр-к неоднократно пытался его захватить, но безрезультатно. Во время боя связь с батальоном была утеряна и никто не знал где и в каком состоянии находится это подразделение. Ходили разноречивые слухи, кто говорил, что батальон отрезан и окружен; другие считали слухи маловероятными. Все это нуждалось в проверке. Не верилось, чтобы дивизион ВИНОГРАДОВА только вчера сорвавший крупную атаку финнов, рассеявший и уничтоживший не менее батальона вражеской пехоты еще на марше и представленный за это к награждению орденом «КРАСНОЕ ЗНАМЯ», мог попасть в ловушку. Нужно было срочно разыскать дивизион и установить с ним связь и в зависимости от обстановки оказать ему помощь.
Эту задачу командир дивизии генерал-майор БОНДАРЕВ возложил на меня. Я был тогда первым ПНШ артиллерии дивизии.
На машине с пятью красноармейцами я поехал на розыски дивизиона. Дорога оказалась более трудной чем предполагалось.
Мы сразу попали в зону артиллерийского обстрела противника. Снаряды ложились по обочине дороги и угрожали осколками изрешетить машину и людей находящихся в ней. Но другого выхода не было – связь с дивизионом нужно было установить, и как можно скорее. В двух км. от ПЕРТИПОХВЬЯ я был остановлен группой пехотинцев в форме внутренних войск НКВД. Лица у них были перепуганные, жалкие. Некоторые не имели оружия.
– Куда вы едете – кричали они, – там финны!
– Где финны – переспросил я, слезая с машины и подходя ближе к ним
– Там. – Неопределенно махнул рукой один из группы.
Остальные молча с ним согласились. Меня удивил и одновременно возмутил такой ответ, который они, по всей видимости, считали вполне удовлетворительным, и удивились моей непонятливости и недоверию.
Среди них оказался и командир, но он имел такой жалкий вид, что его трудно было определить от бойцов. Он не сделал даже попытки организовать и подчинить себе эту группу бойцов, а сам, поддавшись панике, следовал за ними.
Я замаскировал машину у дороги и со своими разведчиками направился к ПЕРТИПОХВЬЯ увлекая за собой и эту группу. Вдали раздавался частый треск автоматов переходящий порой в беспрерывную стрельбу.
Деревня ПЕРТИПОХВЬЯ находилась на голой высотке, все подходы к ней хорошо просматривались и простреливались.
Пули носились в воздухе опасными осами. Пришлось осторожно подползти к окраине деревни плотно прижавшись к земле.
В стороне от деревни стояли два кирпичных сарая. Из одного сарая выбежал человек в красноармейской форме. [Я] послал разведчика уточнить, кто там находится.
Не дождавшись разведчика /он был ранен финским снайпером перед самым сараем/ я подполз к высотке и увидел хорошо знакомую мне фигуру капитана ВИНОГРАДОВА. С обнаженным пистолетом в руке он на кого-то кричал.
– Что пехотой матушкой командуешь или в атаку идешь – спросил я его.
– Я порядки вот навожу, – сказал ВИНОГРАДОВ и кивнул головой на пистолет. Все наблюдательные пункты обошел, люди дерутся, воюют, а эти вот, – и он презрительно ткнул пальцем в сторону приведенных [мною] пехотинцев, – все бросили, бежали и не выдержав он ввернул крепкое словцо.
– Нет, вы понимаете, бежали, искренне возмущаясь, продолжал ВИНОГРАДОВ – и от кого бежали.
Он никак не мог успокоиться. Обладая какой-то особенной скромной и разумной отвагой и незаурядной энергией ВИНОГРАДОВ вместе с разведчиками своих батарей отбивал попытки финнов прорвать нашу оборону. Только отдельным автоматчикам удалась просочиться к хутору. ВИНОГРАДОВ несколько осунулся за эти дни. На его худощавом лице появились новые чуть заметные складки. Но, несмотря на ряд бессонных ночей, он сохранял свою жизнерадостность, работоспособность. Он наперед предугадывал возможные оплошности и ошибки командиров и бойцов и предостерегал от них.
Благодаря его стойкости и мужеству дивизион встретил врага стойко и наносил серьезные удары огнем своего дивизиона, а часто и стрелковым оружием.
Дивизион прочно держал оборону на своем участке и своим бесстрашием увлекал в бою пехотинцев, которых поддерживал. Сейчас капитан ВИНОГРАДОВ что-то планировал. Он пригласил меня в сарай и предложил сесть, а сам набросал на мою карту обстановку. В сарае оказался штаб саперного батальона, которого поддерживал дивизион капитана ВИНОГРАДОВА, но ничего похожего на штаб тут не было. У щелей и отверстий стояли бойцы и вели редкий огонь по вражеским автоматчикам, захватившим несколько домов на хуторе и ведущими оттуда прицельный огонь из окон и [с] крыш по нашему сараю, контролируя, таким образом, подходы к нему. В уголке зазуммерил телефон, к аппарату подошел незнакомый мне капитан. По содержанию разговора и понял, что это командир батальона.
В это время саперам принесли пищу. Они собирались маленькими группками наскоро поглотали ее и спешили сменить дежурных у амбразур.
– Обижаете, наверное, вы артиллеристов – полюбопытствовал я обратившись к молодому русоволосому саперу.
– Ну нет! Они у нас орлы! – Выпалил он быстро и в его голосе чувствовалось глубокое доверие я уважение к артиллеристам дивизиона капитана ВИНОГРАДОВА.
Мы направились к наблюдательным пунктам. Перестрелка продолжалась со все ускоряющимся темпом. Пули с силой врезывались в стены и отковыривали куски кирпича. Капитан выскочил из сарая и, низко нагнувшись, побежал к ближайшему укрытию.
Я следовал за ним на некотором расстоянии. Время от времени мы залегали и несколько изменяя направление нашего движения шли дальше. За нами охотилось несколько финнов сразу. Они стреляли разрывными пулями. Мелкие осколки комариным гудением наполняли воздух. Одна пуля вонзилась в тело ВИНОГРАДОВА. Он с разбега всем телом грохнулся на землю и не в силах был подняться. С большой осторожностью, рискуя каждую секунду разделить участь капитана, мы внесли его в сарай и оказали первую помощь. Толстая белая повязка быстро покрылась все растущими кровавыми пятнами. На лбу крупными каплями выступил холодный пот. Дыхание часто прерывалось и слабело. Потом он сразу вытянулся, вдохнул воздух и остался лежать. Держа его на руках я чувствовал, как остывает его тело. Я снял фуражку и все присутствующие обнажили головы, отдав последний долг отважному командиру.
Не забуду как плакал его ординарец высокий, коренастый боец; он не мог себе простить, что не уберег своего любимого командира. Ему казалось, что он виновник его преждевременной гибели. В опасные минуты он всегда прикрывал тело своего капитана, а тут.
За командира дивизиона я назначил начальника штаба и, организовав управление дивизионом, уехал доложить обстановку.

В боях прошел июль. Дивизия ежедневно отражала ожесточенные атаки финнов. С тяжелыми, сдерживающими боями она стала отходить на новые рубежи, сужая фронт. Финны подбрасывали резервы и усиливали натиск. Потери росли с каждым днем, а подкрепление и пополнение задерживалось на марше и рассасывалось по другим наиболее важным участкам фронта.
Боевые действия протекали в районе густых лесов, озер, скалистых сопок. В этих условиях всякий маневр был затруднен, а видимость была резко ограничена. Противник, пользуясь этим обстоятельством, лесами складками местности, скрытно просачивался в нашу оборону. Отдельными группами автоматчиков они выходили в тыл и фланги наших подразделений.
Бои в окружении и на самооборону отдельных артиллерийских подразделений встречались все чаще и чаще.
6 августа финны перерезали шоссейную и железную дороги в районе Лахденпохья и тем самым отрезали пути сообщения с югом и севером. Пути отхода на Ленинград и Выборг были отрезаны. С Востока противник вышел на дорогу Питкаранта – Петрозаводск. Дивизия оказалась блокированной с суши. Подвоз и снабжение были возможны только по Ладожскому озеру.
С 6-го по 13 августа боеприпасы и продовольствие доставлялось судами Ладожской Флотилии.
Отважные моряки проводили свои катера и буксиры невзирая на обстрел и бомбежку противника.
Ободренные временными успехами, финны стали хвастливо сообщать по радио, что город Сортовало пал и что вся Бондаревская дивизия разгромлена. В действительности Сортовало еще был в наших руках и стойко оборонялся нашими частями. Измышления финского радио еще больше ожесточило наших бойцов и командиров, и они громили врага, несмотря на его численное превосходство.
Горстка храбрецов 367 стрелкового полка до последнего патрона дралась с финнами, защищая Сортовало и не прекратили борьбы даже тогда, когда враг окружил город со всех сторон.
10-го августа 1941 года командир дивизии полковник Бондарев прибыл на командный пункт 367 стрелкового полка, который находился недалеко от Сортовало в лесу. Его сопровождали начальник артиллерии полка майор Кукин, начальник разведуправления капитан Тюпа. Обстановка в этот день была чрезвычайно сложная. Батальон 367 стрелкового полка, оборонявший Сортовало, вел жестокий неравный бой во вражеском окружении. Все мысли были направлены к одному – чем бы помочь батальону.
Командир дивизии, присев на пенек советовался с командиром 367 стрелкового полка Литвиновым. Беседу прервал радист, который доложил радиограмму из Сортовало. Командир дивизии быстро прочитал радиограмму. Все окружавшие его с беспокойством следили за выражением его лица. Прочитав радиограмму, он приказал:
"Передайте: Держитесь. Помощь будет". В радиограмме командир батальона сообщал, что финны наседают крупными силами, что патроны на исходе, что хлеба нет и связь установить нет возможности. Что бойцы отбиваются из подвалов. С болью в душе мы слушали содержание радиограммы. От сознания того, что помочь этой горстке отважных бойцов и командиров нет возможности лица у всех посерели и осунулись.
Положение дивизии на других участках тоже вызывало тревогу.
"Сколько снарядов осталось?", – спросил я у начальника штаба 230 арт.полка майора Саволайнена /230 арт.полк поддерживал 260 стрелковый полк/.
"Только "НЗ"", – ответил стоящий командир полка майор Буданов. "Берегите снаряды, они нам еще пригодятся",– приказал командир дивизии. И это было так. Враг обрушил огонь больше трех арт.полков на наши части и огненным полукольцом стал прижимать дивизию к Ладожскому озеру. Положение все больше ухудшалось. Подкова катастрофически резко уменьшалась с каждым днем. Дивизия продолжала отчаянно бороться. Надо было сдержать противника до окончания полной эвакуации всего имущества и материальной части.
Пока части дивизии вели сдерживающие бои, Ладожская флотилия эвакуировала материальную часть артиллерии и тыла на остров Валаам.
Работа на переправах не прекращалась ни на минуту, а подкова все больше и больше сжималась и наконец дивизия была прижата к бухте равной не более 2-х км по фронту. В скалах, окаймляющих бухту, засели финские корректировщики с радиостанциями и вызывали сосредоточенный огонь вражеской артиллерии, как только к бухте подходила советская баржа или буксирный пароход.
Переправы и подходы к бухте противник держал под непрерывным огнем. Корректируемый артиллерийский и минометный огонь финнов наносил нам значительные потери не только от осколков снарядов, но и от огромного количества камней, которые со страшной силой обрушивались на нашу технику и живую силу после каждого разрыва снарядов. Попытки парализовать или ослабить действия вражеской артиллерии не имели значительного эффекта из-за ограниченного количества снарядов, которыми располагала наша артиллерия. При попытке организовать поиски и уничтожение вражеских корректировщиков, на головы наших разведчиков опускался ливень снарядов.
Начальником эвакуации артиллерии и минометов был нач. артиллерии 367 стрелкового полка майор Кукин. Комендантом капитан
Колесник который был начальником штаба артиллерии дивизии, помощник капитан Кривин и Паничев.
16 августа от бомбежки погибла баржа, груженная автомашинами и тракторами. 18 августа при погрузке материальной части был ранен нач. штаба артиллерии дивизии капитан Колесник. Обязанности нач. штаба были возложены на меня /я был тогда первым помощником нач. штаба артиллерии дивизии/.
Работа усложнилась. Надо было контролировать погрузку и эвакуацию артиллерии и организовать огневые прикрытия отходящих частей.
К месту погрузки непрерывным потоком подходили буксиры с баржами. Враг усилил огневое нападение. Берег был усеян воронками. Снаряды рвались в воде, поднимая высокие фонтаны, заливающие палубы буксиров и барж. Прямым попаданием финнам удалось поджечь баржу. Она быстро запылала, распространяя по всей бухте удушливый дым.
В испуге были лошади, они ржали и метались по сторонам. Жалобно и протяжно мычали коровы на берегу. С трудом их удавалось втащить на баржу. Задыхаясь от дыма, метались люди в поисках более или менее надежного укрытия, но его не было.
Без отдыха, днем и ночью, работали погрузочные команды, подтаскивали орудия, выкатывали их на баржу и закрепляли. Под потоком новых и новых грузов баржи оседали все ниже и ниже. А финны все больше наседали. Но все их попытки помешать эвакуации ни к чему не привели. Меткий огонь артиллеристов уничтожал подбирающихся к бухте групп финнов.
Отчаявшись в своей попытке захватить нашу технику финны бросили все свои огневые средства на уничтожение дивизии. И опять, как горох, посыпались снаряды и мины на каменистый грунт.
Я метался от погрузочных площадок к телефону, давал короткие указания относительно смены тех иди других огневых позиций и опять спешил к погрузке.
Люди работали исключительно энергично и баржи заполнялись орудиями и другой техникой. Но казалось, что все идет медленно. Каждая секунда промедления стоила человеческих жизней и могла стать гибельной для арт.полков.
Баржа за баржей глубоко погружались, медленно отходили от берега. Буксиры всей своей мощностью взбивали воду и сильно дымили. Вслед за ними сыпались вражеские снаряды. Осколки впивались в крепкую бортовую обшивку. Низко проносились над палубой, подхватывали людей и сбрасывали в пенящуюся воду. Трупы долго плыли за баржей, то исчезая в поднятых волнах, то вновь появлялись на поверхности. Люди метались из угла в угол, перебегали по палубе, сбивались на носу, а потом устремлялись к корме. Стонали раненные и больные и не хватало рук оказывать всем помощь.
На берегу снаряды уродовали людей и машины. Все чаще показывались свежие трупы и доносились стоны раненных. Горели ящики, рвались патроны. Обескровленные и обессиленные части прикрытия уже не были в силах сдержать натиск финнов. Некоторые бойцы бросались в воду и на досках и бревнах добирались к барже, к катеру и к лодкам. Трапы были до отказа забиты орудиями.
Натиск усиливался. Казалось, что они вот-вот на наших плечах прорвутся к бухте. Но погрузка подходила к концу. Мы быстро подожгли оставшуюся материальную часть и машины, дабы они не достались врагу. Но тут произошел эпизод, который чуть не кончился катастрофой для меня. Выполняя приказ командира дивизии о снятии с позиций зенитные батареи, я замешкался и прибежал к бухте, когда последняя баржа отчалила. Командир буксира, выбрав момент, прекращения огня противником, зацепил баржу и тронулся. Когда я прибежал к берегу, баржа тронулась. Капитан Королевич бросил мне канат и с его помощью я очутился на барже. Только теперь я почувствовал усталость и боль во всем теле. Но отдыхать еще не время. Финский снаряд разорвался на барже. Новые трупы и раненные.
Снаряд разорвался среди лошадей и коров, разлетелись куски мяса, и густая кровь залила палубу. Страшный рев животных, стоны раненых, крики о помощи раздаются на барже. Но самое страшное уже позади. Мы вышли из зоны огня и взяли курс на остров Валаам. Это было 19 августа 1941г. Благодаря умелой организации эвакуации и самоотверженности бойцов и командиров Ладожской флотилии дивизия сохранила почти полностью всю артиллерию, и более 9000 человек. Лживые уверения финского радио, что остатки Бондаревской дивизии сброшены в озеро, явились фантазией досужих финских политиков.
Трое суток мы добирались до острова Валаам. В дороге люди приходили в себя. Стали раздаваться песни, шутки. Бойцы и командиры отдыхали от тревожных дней и упорных боев. Правда, мне не повезло. Последние дни перед отбытием питание было нарушено. Нервы были до предела напряжены. Но ночью, когда мы пришли в себя, захотелось есть. Я обратился к начальнику АХО Бахиреву, нет ли чего поесть. Он сказал, что где-то на барже должны быть сухари и шпроты. Хотя было темно и соблюдалась светомаскировка, все-таки была проявлена находчивость, сухари и шпроты были найдены. С аппетитом мы поели после основательного голода. Конечно, после столь длительного голода только на здоровые желудки это не могло отразиться, но на меня все это отразилось болезненно, так как у меня желудок был болен. Кончилось это для меня тем, что по прибытию на остров Валаам меня на носилках отнесли в медсанбат так как кровоточащий гемморой лишил меня всяких сил. В санбате мне оказали помощь, и я стал приходить в себя.
Причалили мы к острову 21 августа, но еще издали красовался Валаамский монастырь. Позолоченные купола были видны еще за много километров до берега. Кругом лес и тишина. Глядя на величественную панораму острова, забываешь о прожитых боях и какое-то внутреннее спокойствие охватывает тебя.
Мы разместились в ближайших домах и стали приводить себя в порядок. По утрам мы выходили на берег и любовались зеркальной гладью Ладожского озера.
К берегу беспрерывно прибывали катера с бойцами и командирами, которых они подбирали на разных островках Ладожского озера. Некоторые приплывали к островам на лодках, бревнах, лошадях и т.д. Кто как мог добирался к островам те, кто не успел сесть на последнюю баржу.
Отдых наш на Острове долго не продолжался. Немцы вели наступление на всех Ленинградских направлениях. Спустя пять дней, наша дивизия была спешно погружена на баржи и отправлена в Шлиссельбург. Перед отъездом командир дивизии на партийном собрании, подводя итоги прошедшим боям сказал, что дивизии предстоят еще более тяжелые бои с сильным и коварным врагом пытающимся захватить Ленинград. И все Бондаревцы были готовы сразиться с тем, чтобы отбросить ненавистного врага подальше от любимого города Ленина.
Над караваном барж появились самолеты. Сопровождающие нас катера и эсминцы были в постоянной готовности к отражению вражеской авиации. Часто в облаках стали появляться разрывы. Это стреляли орудия катеров и эсминцев, прикрываемых наш караван.
Когда вражеские самолеты, отраженные огнем зениток исчезали политруки проводили беседы. Бойцы затягивали песни. Где-то на корме заиграл баян. Часто можно было слышать вопросы бойцов, а скоро ли увидим берег. Всех охватывало желание быстрее добраться до места назначения и вступить в бой с немцами.
На озере поднялся шторм. Бурные волны качали баржи из стороны в сторону. Наклон доходил до 30-40°.
Наконец мы добрались до берега. Шпиль Шлиссельбургской крепости отражался в воде, как в зеркале. Подается команда, и мы быстро и организовано начинаем разгрузку. Шофера быстро заводят машины, трактористы – трактора, и разгрузка идет полным ходом. Нас встречает командир дивизии. Узнаем, что ехать надо дальше. Вагоны уже поданы. Мы прямо идем на погрузку в эшелоны. Погрузившись в эшелоны, мы двинулись. И ночью, 28 августа мы прибыли в Слуцк.

СЛУЦКО-КОЛПИНСКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ

По приезду в Слуцк мы расположились в казарме на доукомплектование. Здесь нас уже ждали представители Ленинградского фронта. Незамедлили появиться корреспонденты и фоторепортеры. Слухи о прославленной в боях с финнами Бондаревской дивизии разнеслась далеко за пределы дивизии. И штаб фронта и Ленинградцы на нашу дивизию возлагали большие надежды не зря. Накопленный боевой опыт бойцов и командиров в непрерывных жестоких боях на Сортовальском направлении не мог не сказаться на последующих боевых действиях. Уже в первые два месяца выявились героизм и бесстрашие солдат и офицеров 401 стрелкового полка. Обнаружилась полководческие способности командира дивизии генерал-майора Бондарева. Он всегда предвидел исход боя. Его решительность и твердость в принятии решений, его спокойствие, пытливость и знание дела всегда выгодно выделяло среди других военначальников. Без иллюзий и головокружительных планов он всегда трезво оценивал обстановку и взвешивал соотношение сил. Замысел боя у него всегда исходил из оценки противника и наших сил. Опираясь на своего способного начальника штаба полковника Королева, энергичного и способного начальника оперативного отдела майора Борщова, выросшего в последствии до командира дивизии, на бесстрашного начальника разведывательного отделения капитана Тюпа погибшего смертью храбрых в Невской Дубровке и ряд других молодых офицеров возмужавших и выросших в способных командиров.
О нашей дивизии была написана книга. Кинохроника показывала нашу дивизию. С любовью и надеждой смотрели жители Слуцка на солдат и офицеров Бондаревцев. "Бондаревцы приехали, – слышалось среди жителей. "Держись, проклятая немчура", – говорили они. И это воодушевляло солдат нашей дивизии то ли на занятиях, которые шли днем и ночью, то ли гуляя в свободное время в парке. Бондаревцы резко выделялись среди других своей дисциплинированностью и подтянутостью.
Солдаты принимали в свою семью новобранцев. Пополнение принимало новое оружие, любовно пересделанное руками рабочих не жалевших сил для фронта, для победы. Полным потоком шли машины со снаряжением, продовольствием и обмундированием, тягачи с пушками и гаубицами. Комплектование шло успешно и подходило к концу.
Немцы готовили наступление на Ленинград на Слуцко-Колпинском направлении. Это чувствовалось по усиливающейся авиоразведке, по воздушным боям, все чаще завязывающимся в небе над Слуцком.
Во дворе казармы все чаще появлялись военначальники в форме и без формы, т.е. без погон и знаков, они с виду ничем не отличались от солдат. В связи с этим помнится мне один случай. В один ясный, солнечный, августовский день мы стояли во дворе и наблюдали за завязывающимся воздушным боем между двумя мессершмидтами и одним нашим истребителем. Какой-то солдат из новичков, родом из Псковской области с досадой и любопытством следил за боем. Плюясь и матерясь он с ненавистью следил за происходящим. Его попробовал урезонить за безкультурность стоящий рядом генерал Окорков, член военного Совета Ленинградского Фронта, прибывший накануне проверить ход формирования и комплектования дивизии. По внешнему виду генерала ничего не отличало от солдата. Был он, как я помню, в брезентовом плаще, без погон. Не зная, что рядом стоит генерал, плевавшийся солдат резко одернул генерала за его "неуместное" замечание и когда генерал попробовал вторично приструнить солдата, последний, раздосадованный неудачным исходом воздушного боя разразился на генерала большим матом. Смех разбирал тех, кто знал генерала Окоркова. Ну, и извиняться же пришлось "бедному" солдату, когда я вмешался и разъяснил ему, что это делает ему замечание генерал. "А я думал, что это наш брат солдат все пристает. Откуда мне знать кто он, ни погон, ни мундира".
Накануне выступления к нам в дивизию прибыл Маршал Ворошилов. Он детально ознакомился с дивизией. С ходом её комплектования, её нуждами. Беседовал с солдатами и офицерами.
Вновь укомплектованная первоклассной техникой и людьми дивизия заняла оборону на Тосненском направлении на участке Федоровки. Немцы готовились к наступлению. Они рвались к Ленинграду, к его прекрасным пригородам Слуцку, Пушкину, с их замечательными парками и дворцами, где тысячи ленинградцев наслаждались природой, фонтанами и находили себе уют и отдых от напряженной работы на заводах и фабриках. Поэтому понятно, почему с таким старанием и быстротой воздвигались земляные валы, противотанковые рвы и другие сооружения.
[часть текста отсутствует; далее рукописный текст] минных полей, построено много дзотов, казалось оборона немцев неприступна.
15 сентября после мощной артподготовки и авиационной обработки немцы перешли в наступление. В отдельные дни только на нашем участке фронта действовало до 350 немецких самолётов. Они не жалели бомб. Самолёты противника гнались за каждым обнаруженным бойцом.
Наша дивизия действовавшая до этого в лесах Финляндии приобрела богатый боевой опыт в ближнем лесном бою не смогла сразу привыкнуть к массовым налётам авиации с чем не приходилось встречаться в Финляндии. Это имело свою отрицательную роль и несмотря на стойкость и мужество бойцов и командиров под давлением превосходящих сил противника дивизия была вынуждена оставить Федоровку и занять оборону на подступах к Слуцку. Прорвать с ходу нашу оборону на этом рубеже немцам не удалось.
КП дивизии расположился в Павловском дворце. Творение знаменитых зодчих архитектуры превратилось в бомбоубежище, где в подвалах укрылись от немецких бомб и снарядов жители Слуцка и Пушкина. Население этих городов с небольшими узелками с пищей и самыми необходимыми пожитками проводили здесь дни и ночи.
Многие из них находились вместе с детьми различных возрастов. Дети ползали по полу, толкались у проходов, теряли своих матерей, раздавался громкий плач грудных младенцев. Но всё заглушалось неумолкающим рёвом моторов немецких бомбардировщиков. Несмотря на зенитное прикрытие самолёты противника сбрасывали десятки и сотни тонн бомб в районе Павловского дворца, от разрывов [неразб.] дрожали стены, сыпались осколки стёкол из оконных рам.
Немецкие самолёты, как чёрные коршуны, кружились над дворцом и на бреющем полёте обстреливали из пулемётов всё живое.
Концентрированный огонь уничтожал все дома, сады, парки. То тут, то там возникали пожары. Казалось, что этому аду не будет конца. С такой же немецкой педантичностью самолёты противника обрабатывали наш передний край. После артобстрела [неразб.] немецкие солдаты во весь рост шли в атаку, но уцелевшие орудия отражали атаку прямой наводкой.
20 сентября был самым тяжёлым для нас днём. Враг не давал ни минуты передышки. Наибольшему воздействию подверглись огневые позиции нашей артиллерии.
Почему огня нет, спросил командир дивизии командующего артиллерией м-ра Кукина. Ответить на этот вопрос было трудно. Связь с полками и с арт.дивизионом 412 гап была повреждена, радиостанция была выведена из строя, связисты не успевали исправлять связь, как она снова нарушалась.
Для выяснения обстановки я был направлен на южную окраину Слуцка, где стояли наши батареи. Взяв с собой одного сержанта, я стал пробираться на огневые позиции 412 гап.
В воздухе всё время кружились немецкие самолёты и непрерывно бомбили. Одна бомба разорвалась в 30 м от меня. Я инстинктивно прижался к дереву и обхватил его руками. Когда взрывная волна прошла и я пришёл в себя, то не обнаружил сержанта. Он в пути немного отстал и попал в центр бомбёжки. Только на обратном пути я нашёл его изуродованное тело на месте бомбёжки.
С большим трудом добрался я до огневых позиций. Здесь всё почернело от разрывов бомб. Кругом были пожары, разрушенные дома, обезображенные трупы. Казалось, что здесь уже нет ни одной живой души, что здесь всё уничтожено бомбами и снарядами противника. Но это было не так. Доблестным артиллеристам не был страшен противник
Артиллеристы 412 гаубичного полка Бондаревской дивизии, как и других частей Красной армии, свято хранили традиции русской артиллерии «пока жив хоть один человек, батарея продолжает стрелять и уничтожать врага». На первой же огневой позиции я увидел старшину, командовавшего батареей. Командный состав вышел из строя. Он взял на себя командование батареей и в упор расстреливал наседавшие колонны немцев. Спросив, где НП командира дивизиона, я направился туда. Едва успев добраться до НП, как немцы предприняли [два слова неразб.] атаку. Это своевременно заметил разведчик Христофоров и доложил командиру дивизиона капитану Губареву. Медлить было нельзя. Капитан подал команду для открытия огня по наступающим немцам. Хорошо подготовленные данные принесли хорошие результаты. Первые снаряды разорвались в гуще наступающих цепей. Немцы залегли. Огонь был перенесён по пулемётным точкам.
Тщетны были усилия врага. 402 Краснознамённый стрелковый полк стойко оборонял окраины Слуцка у д.Глинка.centralsector.narod.ru
По возвращению в Павловский дворец я был свидетелем [неразб.] эпизода. С дворца выбежала женщина с ребёнком на руках по направлению в подвалы-бомбоубежища, где у окон были установлены пулемёты (там находился штаб дивизии). Я услышал душераздирающий крик женщины. Выстрелом был смертельно ранен её ребёнок на руках. Было ясно, что в парке немцы. Солдаты, офицеры, в том числе и я залегли и открыли огонь. Оказалось, что в парк просочилась разведгруппа немцев. Я стрелял из Маузера. Целился я в светящуюся точку (это было под вечер). Не знаю я ли попал в немецкого сержанта или другой, ибо стреляли и другие. Но когда мы подобрали убитого, им оказался командир отделения, он был в очках, в планшетке был приказ на наступление. С подробным описанием действий всех солдат.
В связи с создавшейся угрозой обхода немцев с тыла штаб дивизии переехал в район Московской Славянки. В Слуцке в подвале Павловского дворца осталась оперативная группа в составе: начальника оперативного отдела капитана Борщова, пом.нач. оперотделения ст.лейтенанта Королевича. От штаба артиллерии был я.
Появление разведки и вражеских автоматчиков заставило нас насторожиться, ещё больше усилить охрану дворца, чаще запрашивать обстановку.
Нач. оперативного отделения капитан Борщов и командир 402 стр.полка подполковник Ермаков поочерёдно дежурили у аппарата.
Ночь прошла спокойно. Из частей доносили, что противник не делает больше попыток наступать. Но утром выяснилось, что немцы, встретив сильное сопротивление частей дивизии на подступах к городу изменили направление наступления. Они обошли Слуцк и через Новые В[?] проникли в Александровский парк.
Дальнейшая оборона Слуцка теряла своё значение. Мы получили приказ отойти на новый рубеж.
Из Слуцка мы выехали под утро на грузовой машине. Моросил мелкий осенний дождь. Кругом ни зги. Где-то близко раздавались автоматные очереди. Шофер с потушенными фарами на большой скорости проскочил через Слуцк и выехал на Пушкинскую дорогу. Перед нами раскрылась[?] картина отступления! Зарево пожаров освещало дорогу, по которой отступали войска.
Шла изнурённая непрерывными боями пехота, двигалась артиллерия, давно не знавшая отдыха и сна. Расчёты держались за щиты орудий, чтобы не упасть от усталости.
Непрерывной лентой тянулись обозы. Кое-где раздавались выстрелы. Это засевшие в парке автоматчики противника обстреливали наши колонны. С трудом мы выбрались на шоссе, которое вело к Московской Славянке.
Здесь перед нами раскрылась ещё более тяжёлая картина отступления. Горел совхоз «Пушкинский». Жилые дома Колпино были объяты пламенем.
Вдруг откуда-то из толпы беженцев раздались душераздирающие крики – «Танки». Наши взгляды были обращены вправо к шоссе. Мы увидели как несколько танков медленно разворачивались в сторону дороги по которой нескончаемым потоком шли обозы и потоки беженцев, уходящих из занятого немцами Слуцка и Пушкина.
Вот прогремел выстрел, второй и окровавленные, изуродованные с нечеловеческим криком падали люди. Женщины кричали, где наши, почему наши молчат? Я с группой артиллеристов соскочили с машины и бросились к орудиям, стоящим вдоль кювета. Часть из них были перевёрнуты колёсами вверх, были видны следы бомбёжки. Часть орудий стояли повёрнутыми в противоположную сторону с заклиненными затворами. До этого здесь дрался противотанковый дивизион. Трудно было сразу собраться с мыслями в этой обстановке, но раздумывать было некогда, каждая минута промедления грозила уничтожением беззащитных людей. С помощью солдат пехотинцев, артиллеристов и гражданских лиц нам удалось вытащить из кювета 4 орудия 176 мм калибра, расклинить[?] затворы (я в прошлом был командиром батареи, в 1936 году окончил 1-е Ленинградское артучилище). Я с помощью солдат навёл прямой наводкой орудия в сторону танков, зарядили бронебойными снарядами, которые целыми ящиками валялись в канавах. Несколькими выстрелами мы подбили левофланговый танк, второй был подожжён в момент, когда он уже выбрался на Ленинградское шоссе. Остальные повернули обратно.
Спасённые [неразб.] женщины и дети с благодарностью смотрели на нас, на несколько смельчаков, с слезами, обнимали и целовали. Оставив по два человека у орудий, колонна тронулась дальше.
В Московской Славянке горели дома, зажжённые немцами. Пламя освещало дороги, по которым шли беженцы, войска, мчались грузовики. Беспрерывно создавались пробки, машины падали в кюветы. Зарево пожаров трепетало, трещало всю ночь.
Сердце сжималось от боли и в нём зарождалась безграничная ненависть к врагу.
На рассвете мы добрались до Шушар. Совсем недавно это была большая деревня, через которую проходила дорога на Слуцк. Сейчас от этой деревни остались одни пепелища.
В этой обстановке найти командный пункт не представлялось возможным. Мы переезжали с одного места на другое, но найти его не могли.
Случайно я увидел телефонный провод, который привёл меня в одну из землянок, расположенных недалеко от дороги. Это оказалась землянка 24 Краснознамённого пушечного полка, которым командовал подполковник Гусаров. В землянке находился Герой Сов. Союза майор Линтев[?]. Он-то мне указал место КП дивизии. Он был расположен рядом с дорогой у Московской Славянки. В 30 м. от единственно сохранившегося здания – церкви. Это место непрерывно обстреливалось противником и подвергалось бомбардировке с воздуха. Рядом с блиндажём КП дивизии, недалеко от ж.д.моста протекала речка Славянка.
Тяжёлое положение на фронте, непрерывные бомбёжки и вражеская агитация подействовала на некоторых малодушных бойцов. Появились паникёры, которые не выдержали, без приказа оставляли свои позиции.
Но отходить было нельзя, позади Ленинград – колыбель революции.
В этот тяжёлый для нас момент мы получили приказ верховного главнокомандующего – за самовольное оставление позиций расстрел. Он сыграл огромную роль в установлении железной дисциплины на фронте. К осуществлению приказа приступили немедленно и начали беспощадную борьбу с паникёрами и дезертирами. Вот тут расположение КП у дороги было весьма кстати. Группы дезертиров, отступавших по дороге в беспорядке на Ленинград, останавливались заградотрядами и работниками штаба дивизии и отправлялись обратно на фронт. Зачинщики тут же расстреливались.
Суровая беспощадная борьба с дезертирами и паникёрами скоро[?] привела к положительным результатам. Порядок и дисциплина были полностью восстановлены.
Постоянные обстрелы и бомбёжка района КП в Московской Славянке заставили нас переехать в Петровскую Славянку и разместиться на заводе «Металлострой».
Измотанный и обескровленный противник выдохся. Наступление немцев было остановлено и враг перешёл к обороне. Планам Гитлера о взятии Ленинграда не суждено было осуществиться.
В этой исторической битве за г. Ленина большую роль сыграли рабочие Ижорского завода г. Колпино.
<...>
Уезжая из Колпина, я был уверен, что этот участок фронта является неприступным для немцев.
Наша оборона с каждым днём становилась прочней. Появились доты, дзоты, минные поля и другие инженерные укрепления. Мы стали готовиться к наступлению. В октябре было предпринято наступление на совхоз «Пушкинский», Путролово и Ям-Ижору. Условия, которых пришлось действовать нашей дивизии, резко отличались от тех участков, на которых мы воевали раньше. От лесистой местности мы перешли к действиям в совершенно открытой, которая вся просматривалась противником и была им пристреляна. Немцы чуть ли не по каждому замеченному бойцу открывали огонь.
В силосной башне они установили пушки. Создали хорошо развитую огневую систему, состоящую из артиллерии, миномётов и большого числа пулемётов.
Перед нашей артиллерией стояли исключительно трудные задачи.
Для подавления огневых точек противника необходимо было на совершенно открытой местности организовать стрельбу прямой наводкой. Организация этой стрельбы была поручена мне.
Всю работу по оборудованию огневых позиций и установки орудий мы производили только ночью, а к рассвету тщательно маскировали. Несмотря на тщательность маскировки противник разгадал наши намерения и усилил огонь по нашей обороне.
В землянку командира батальона, в которой находился и я, попал снаряд; контузило инструктора политотдела дивизии, а мы каким-то чудом уцелели.
Несмотря на тщательную подготовку, наступление успеха не имело, так как сама местность была в тактическом отношении невыгодной для наступающих, а с другой стороны не удалось создать достаточного перевеса сил для прорыва хорошо организованной обороны с пристрелянными рубежами в районе совхоза «Пушкинский».
Так закончилась первая эпопея борьбы за город Ленина на Слуцко-Колпинском направлении. В этой борьбе одно из первых мест занимала артиллерия. Сокрушительным огнём она преграждала путь немцам, рвавшимся к Ленинграду, часто решая исход боя.

НЕВСКАЯ ДУБРОВКА

Остановив врага у стен Ленинграда, командование приступило к подготовке операции по прорыву блокады. К тому времени положение Ленинграда осложнялось с каждым днем. На 6-е сентября 1941 года для снабжения населения Ленинграда имелось: муки на 14 дней, крупы на 23 дня, мяса и мясопродуктов на 19 дней, жиров на 21 день и кондитерских изделий на 48 дней. Если учесть, что подвоз продовольствия Ленинграду прекратился 30 августа, когда была перерезана последняя железная дорога, связывающая Ленинград со страной. Тем временем усилились бомбежки и артобстрел города. Снаряды свистят, воют, несутся по улицам, залетая в подвалы, вонзаясь в крыши, ломая стены, ударяясь в асфальт, в рельсы, в деревья, в трамвай. Улицы пустеют, свистят кирпичи, вырванные по кускам, летят оконные рамы. Это Ленинград в сентябре.
Немцы захватили Слуцк, Пушкин и подошли к пулковским высотам, Новгороду, Чудово и Любани, перерезав таким образом все коммуникации, связывающие Ленинград с жизненными центрами страны. Единственно сохранившийся путь сообщения было Ладожское озеро. Но и оно подвергалось беспрерывному воздействию авиации противника. В середине сентября 1941 года части первой дивизии НКВД Останина и 115 стрелковая дивизия полковника Машошина внезапно форсировали Неву и заняли на левом берегу Московскую Дубровку, где был создан маленький плацдарм, именовавшийся "Пятачком", равным по фронту и в глубину по 1 км. С этого плацдарма командование решило осуществить наступление на Мгу с целью уничтожения группировки противника блокировавшей Ленинград с суши. В этом месте от Мги нас отделяло всего 12 км. Думается, что если бы было достаточно сил, чтобы сходу бросить на этот плацдарм с целью углубления и расширения его, то задача выхода на Мгу была бы облегчена. Но, к сожалению, этого не случилось и пока концентрировались войска, противник сумел сильно укрепить свои позиции и наносить удары по нашим войскам еще на марше и на переправе.
Среди войск, готовившихся для прорыва блокады была и наша дивизия. В дождливые Октябрьские ночи к правому берегу Невы и Невской Дубровке шла пехота, подтягивалась артиллерия, подтянулись обозы. Здесь на высоком обрывистом берегу Невы, где недавно красовались здания крупных строек Бумкомбинат, Невдубстрой проходил наш передний край.
Широкая река – Нева отделяла нас от немцев. На левом берегу находился противник. Одну из самых мощных электростанций Ленинграда – 8-я ГЗС, дома 1 и 2 рабочих городков и прилегающие к ним поселки Арбузово, Анненское и другие он превратил в опорные пункты своей обороны. Толстые 2-х метровые стены ГЭС были использованы под ДОТ и Дзот. На верхних этажах здания немцы установили пушки. Песчаный берег в районе Московской Дубровки они изрыли глубокими траншеями и ходами сообщений.
Ставшие в последствии знаменитыми роща "Фигурная" и "Паук" были превращены противником в крупные опорные пункты. Весь правый берег, все подъезды и дороги, ведущие к нашему переднему краю в районе Невской Дубровки, немцы просматривали и непрерывно обстреливали артиллерией, минометами и пулеметами.
Таким образом нашей дивизии вместе с другими соединениями предстояло вести наступательные бои против сильно укрепившегося врага, переправиться через широкую Неву на имеющийся плацдарм и выбить противника с левого берега.
Появление Бондаревской дивизии известной войскам Ленинградского фронта, как дивизия покрывшая себя славой в лесах Финляндии и в боях за Ленинград, подняла боевой дух частей, ведущих бои на этом участке фронта.
Как-то ночью, находясь вместе с начальником артиллерии 262 стрелкового полка на переправе в ожидании понтона, мы зашли в землянку погреться. В ней было много людей, негде было встать. В углу стоял солдат и что-то очень интересно рассказывал. Все лица были обращены к нему. Его лицо тонуло в темноте, но голос громкий и густой наполнял землянку. "Бондаревцы приехали", – продолжал он, – "Значит дадим немцам жару. Их немцы уже знают и страшно бояться. Это сибиряки, они не отступают. Они ребята боевые, бывалые".
Меня, естественно, как бондаревца, этот рассказ заинтересовал. "А ты видел бондаревцев?" – спросил я рассказчика. "Как же, видел! – ответил он с некоторой гордостью и желая подтвердить сказанное, добавил: "Здоровые ребята, во какие!" – и он руками стал показывать размеры бондаревцев – богатыри! Нас хоть и смех разбирал, но мы не подавали виду. Присутствующие здесь два бондаревца, я и начальник артиллерии СП, как и многие из дивизии Бондарева вовсе не отличались ни богатырским ростом, ни особым здоровьем. Но приятно было сознавать, что славные и достойные подражания, боевые подвиги нашей дивизии создали бондаревцам такой ореол славы.
В начале ноября после тщательной рекогносцировки, дивизия вышла в исходное положение для наступления. На рассвете 3 ноября первыми начали переправляться Бондаревцы. Порядок и организованность характерная черта для 168 дивизии во всей её деятельности имели место и здесь. Без больших потерь она достигла левого берега. Враг усилил обстрел переправы. Вдоль неё далеко были видны водяные взрывы. От снарядов вода бурлила. Лодки разбивались в мелкие щепки. Вода окрашивалась кровью наших бойцов. Раненые цеплялись за щепки, за доски, долго барахтались в воде, стараясь держаться на её поверхности, но обессилевшие захлебывались и уходили на дно. А с правого берега отплывали всё новые и новые лодки, паромы, понтоны и никакой огонь их не мог остановить. Так наши части переправлялись через Неву. Я руководил переправой полковой артиллерии. Дивизионная артиллерия оставалась на огневых позициях на правом берегу. После длительной и мощной артподготовки наши части пошли в атаку. Местность в тактическом отношении была исключительно не выгодной для наступающей стороны и весьма выгодна для обороняющейся стороны, т.е. для немцев. С юга и с севера железнодорожной насыпи немцы построили глубокие траншеи, прочные блиндажи, убежища, дерево-земляной вал, противотанковый ров и большое количество ДЗОТ. Весь правый берег и дороги они просматривали с опушки леса, что находился западнее Невской Дубровки. Лучшие отборные части укомплектованные из парашютно-десантных батальонов оказывали упорные сопротивления. Им было приказано любой ценой удержать занимаемый участок и не допустить прорыва обороны.
Во время артиллерийской подготовки немцы прятались далеко в "лисьих" норах, блиндажах, защищенных каменными и броневыми плитами. Поэтому артподготовка хотя и нанесла немецкой обороне значительный ущерб, окончательно её не разгромила.
С началом атаки немцы вылезали из своих нор и встречали наши части пулемётным и автоматным огнем. Пехота понесла значительные потери, атака захлебнулась. По нашему плацдарму вела огонь вся немецкая артиллерия, находившаяся в районе Синявино. На флангах "пятачка" немцы поставили пулеметы. Таким образом наши части находились под двойным непрерывным вражеским огнем.
Наступление успеха не имело. Но неудача нас не обескуражила. Мы начали готовиться к новым боям. В этих первых боях артиллерия показала себя с наилучшей стороны. Отсутствие широкого плацдарма принудило нас переправить на левый берег только полковую и противотанковую артиллерию. Вся остальная артиллерия была размещена на правом берегу. Даже большинство наблюдательных пунктов были размещены на правом берегу. Начальник штаба артиллерии капитан Колесник оправившись после ранения прибыл и направился на левый берег. Я же организовывал и управлял огнем артиллерии с правого берега.
7 Ноября после небольшой артподготовки началось новое наступление наших войск. В этот день мне невольно пришлось быть свидетелем разговора по телефону т.Жданова с командиром дивизии Бондаревым. Тов. Жданов напомнил Бондареву, что сегодня годовщина Великой Октябрьской социалистической революции и что вся страна ждет в этот день, когда решается судьба Ленинграда, радостных известий. Эти слова были настолько близки и понятны каждому, а особенно ленинградцам. Хотелось все сделать для победы, начиная от генерала Бондарева и кончая рядовым бойцом. В этот день генерал Бондарев сам вел батальон в атаку. В этот день все заявки и требования с левого берега выполнялись немедленно и безостановочно с ещё большей мобильностью. Огонь я открывал в максимально короткие сроки, быстро реагируя на все заявки. Вот пример моей команды по заявке нач. артиллерии 262 сп. с левого берега по скоплению пехоты противника "Ориентир 2 /высоковольтный столб/ правее 0-10 прицел 80, осколочным – 2 снаряда – огонь!"
Противник пытался контратаками сбросить нас в Неву. Но неоднократные атаки немцев не увенчались успехом.
25 ноября с левого берега прибыл начальник штаба артиллерии дивизии капитан Колесник. По его внешнему виду можно было судить, в каких условиях находятся наши бойцы и командиры на "пятачке" и какую тяжелую борьбу они ведут с противником. Усталый, с обросшей бородой, с воспаленными глазами, он производил впечатление человека много пережившего. Рассказы его были полны такими эпизодами кровавой борьбы на "пятачке", что порой не верилось в возможность борьбы в таких условиях.
Для руководства артиллерией на левом берегу начальник артиллерии Ракович приказал мне заменить капитана Колесника.
Вечером 25 ноября я направился на переправу. Добраться до левого берега можно было только ночью, переправившись через широкую Неву на лодке. Эти путем доставлялись боеприпасы, продовольствие, а также перевозились раненые. В землянке начальника переправы находился и заместитель по политической части понтонного батальона, который предложил мне обождать его лодку с тем, чтобы переправиться вместе с ним. Лодка его почему-то задержалась и мне пришлось переправиться на первой попавшейся лодке. Шел ледоход, у берега стояла кромка непрочного льда и при посадке я попал в прорубь по пояс в воду. С трудом выбрался и сел в лодку. Какое-то странное чувство испытал я когда промокший и озябший я сидел в маленькой лодке, которая направлялась к левому берегу,
Кругом свистели зеленые и красные трассирующие пули, взлетали вверх фонтаны воды от разрывавшихся гранат. Течением лодку стало заносить в сторону, и мы причалили к немецкому берегу далеко от КП. Мне пришлось ползти вдоль берега обратно, чтобы попасть на командный пункт дивизии. Мы сразу попали под фланговый огонь пулемёта и под огонь мин и снарядов. На улице стоял мороз. Я весь промерз, сапоги, полные воды, примерзли к ногам. Лежа под огнем, я чувствовал, что коченеют пальцы. Поздно ночью я с трудом добрался до землянки командира дивизии. Моей мечтой было: обсушиться у печки и отдохнуть. Но как велико было разочарование, когда я наконец попал в землянку. Она была полна людей. В этой землянке находились: оперативный и разведывательный отделения, командир и комиссар дивизии, особый отдел и представители других отделов. Люди отдыхали здесь стоя, так как сесть негде было. Печку, которая стояла в середине землянки, облепили со всех сторон и только счастливчики могли пользоваться благодатным теплом. Вид у меня такой "бравый", что присутствующие в землянке после моего доклада о прибытии пожалели меня и мне была дана возможность отогреться у печки. Я стал приходить в себя. Обсушил одежду и стал постепенно осматриваться. Сразу бросилось в глаза, какие трудности здесь приходиться преодолевать. Единственный стол и стоящий на нём телефон были всё время заняты командиром дивизии и нач.штаба. Я не долго предавался этим печальным размышлениям. Усталость взяла свое, и я тут же стоя уснул. Утром я вышел из землянки, чтобы познакомиться с "пятачком". Я стал осматривать окрестность в бинокль. По ту сторону переднего края и на опушке рощи можно было различить дзоты противника, из узких черных щелей беспрерывно вырывались красные языки пламени от орудийных залпов. Эти немецкие укрепления казались столь близкими, что можно было, казалось, их достать рукой. Тут же виднелись группы немецких солдат, занятых строительством дзотов и рытьём окопов, замаскированных кустами. Видно было, что немцы усердно зарываются в землю и готовятся к длительной обороне. Мои наблюдения были прерваны ординарцем, который передал мне приказание явиться к нач.штаба дивизии. Так началась моя работа на "пятачке". Мои обязанности на левом берегу Невы были многообразны. Главной моей заботой были орудия прямой наводки. Я проверял командиров батарей и начальников артиллерии стрелковых полков, контролировал обеспеченность боеприпасами, эвакуацией собранного вооружения и выполнял задания нач. штаба дивизии майора Борщова.
В начале декабря ко мне прибыл начальник оперативного отдела штаба артиллерии 8-ой армии капитан Черток. Первая встреча с ним произвела на меня большое впечатление. Общая культура и артиллерийская подготовка выгодно отличало его от очень многих артиллерийских начальников, с которыми мне приходилось сталкиваться. Видно было, что блокадный паек, невзгоды и неудачи боев на нем сильно отразились. Худой с изнеможденным лицом, он все же проявлял исключительную работоспособность и неутомимость, не лишило его бодрости и неутомимости. Теперь Черток генерал-майор, окончил войну в должности начальника штаба артиллерии Волховского фронта и в этой же должности участвовал в боях с Квантунской армией в Японии. Сейчас в отставке и проживает в г. Ленинграде.
Детально ознакомившись с обстановкой и условиями жизни и работы на Невском Плацдарме, он дал мне исчерпывающие указания и советы по всем интересующим меня вопросам. После этого он отправился в другие части и подразделения находящиеся на левом берегу Невы.

СКВОЗЬ ОГОНЬ И ВОДУ

16 декабря 1941г. – памятный для меня день. В этот день я ушёл с "пятачка". В 6 часов утра вручают приказание – к 14.00 прибыть в штаб дивизии для получения нового назначения. Известие ошеломило. Уйти с "пятачка", пребывание на котором связано с такими переживаниями, какие останутся в памяти до конца жизни. Оставить товарищей фронтовой дружбы, тех с кем делил "на пятачке" всю тяжесть и невзгоды борьбы с немцами!
Но приказ – есть приказ. И я стал готовиться к отъезду. Мне предстоял тяжелый и опасный путь. Надо было прибыть в штаб, находившийся на правом берегу Невы, как у нас тогда говорили: "на большой земле". Расстояние до правого берега небольшое, всего каких-нибудь 600 метров, но смерть караулила каждого проходящего здесь на каждом метре пути. Немцы держали все переправы под непрерывным огнем. Немецкие снайперы, пулемётчики и даже минометчики охотились за каждым человеком.
Противник хотел лишить героический гарнизон маленького плацдарма возможности бороться: не допускать подвоза питания и боеприпасов. Но советские воины самоотверженно смотрели смерти в "глаза" и шли, днем и ночью доставляли продовольствие, боеприпасы, вывозили раненых и продолжали бороться. Эту дорогу я должен был пройти.
8 часов утра. Начинаю прощаться с товарищами. Тяжело с ними расставаться. Желаю им успехов, здоровья, готовлюсь в путь.
– Не подождать ли нам до вечера, товарищ командир? – спрашивает мой ординарец Ковальчук. Ковальчуку 28 лет. Вся его жизнь прошла на Украине, в лесах Полесья. До войны работал бригадиром и трактористом на лесозаготовках, с детства – на плотах и в лесу. Мечтал стать моряком, а оказался в артиллерии. Всегда поражало в нем его исключительное спокойствие в самые тяжелые минуты, которые пришлось вместе переживать. Заядлый охотник, он ещё до поступления на военную службу был в полку лучшим стрелком.
Пребывание на "пятачке" сделало его суровым, молчаливым, но всегда спокойным.
– Вечером ещё хуже возвращаться, – сказал старший лейтенант Кокин. – С наступлением темноты немцы усиленно освещают ракетами переправу и обстреливают её, только вчера я послал людей с пакетом в штаб, но они не дошли. У самого берега их накрыли вражеские минометы.
Все присутствующие в землянке приняли горячее участие в сборах и предлагали свои планы перехода на правый берег.
– Возьмите палку, товарищ командир, и притворитесь раненым, – посоветовал мне боец-узбек Хасим, протягивая палку. «Сам видел, как вчера шли двое с палкой и хромали, а немец молчал, не стрелял по ним".centralsector.narod.ru
– Ерунда, он и раненых не щадит, хромой или на санках, все равно, как заметит, так и открывает огонь, это им просто повезло, – перебил Хасима Ковальчук.
– Ждать вечера не буду, – решил я. К 14.00 должен быть в штабе.
На счастье прекратилась стрельба. Немцы завтракали. Пожав еще раз руки всем бойцам и командирам, прямо от землянки усиленным галопом мы взяли курс "на большую землю". Маневрируя по льду и обходя воронки, мы удачно добрались до половины реки. К тому времени немцы кончили завтракать и начали снова обстреливать переправу. Сзади доносились выстрелы вражеских батарей, а через головы пролетали снаряды.
– Ложитесь! – часто советовал мне Ковальчук, но я продолжал идти вперед.
Слух уже натренировался, я знал: раз слышен снаряд по полету, значит бояться нечего – это не твой. Твой снаряд не слышен в воздухе, его увидишь при взрыве, – успокаивал я Ковальчука, и предлагал двигаться вперед.
Не успел пройти и несколько шагов, как справа и слева от нас в 40-50 метрах разорвались две тяжёлые мины. Резкий неприятный звук оглушил нас. Инстинктивно мы прижались ко льду. Ковальчук подполз и своим телом закрыл меня. Немцы продолжали стрелять. Осколки с пронзительным визгом пролетали над головой. Где-то недалеко разорвалась мина. Послышались крики и стоны раненых. Осколком ранило в руку Ковальчука в тот момент, когда он не щадя себя, во имя спасения командира, закрыл меня своим телом. Но отважный боец ни малейшим звуком не выдал свое ранение. Только после того, как я добрался до берега, узнал о его ранении. Дальше лежать на том же месте было невозможно. Мины рвались ближе и ближе. Мы быстро вскочили и побежали вперед. Едва отбежали метров сто, как по месту, где мы лежали, посыпались мины. Немецкий корректировщик, видимо, заметил и стал преследовать нас снарядами. На льду буквально белого пятна нельзя было найти. Весь снег был покрыт черной гарью и пылью. Местами были видны красные пятна. Это была кровь наших бойцов и командиров, при виде которой месть варварам и убийцам рождалась даже у малодушных
Вот уже правый берег, от него нас отделяло метров десять, но радоваться было ещё рано. Немецкая трехорудийная батарея стала обстреливать правый берег. Мы снова легли. У подножья крутого берега увидели корму потопленной баржи. Кто-то ее обложил снегом и облил водой. Торчащая корма таким образом превратилась в хорошее укрытие от осколков. Туда мы и поползли. Вскоре стрельба стихла и мы подошли к берегу. Тут нас ожидало новое препятствие: берег был крутой и скользкий. Карабкаться на него трудно. Помогая друг другу мы, наконец, забрались. "Ну вот и финиш", – говорю я. – Полтора часа мы добирались". "Полтора часа? – удивленно спросил Ковальчук и предложил отдохнуть. Мы спустились в траншею, присели и закурили. Закуривая, я заметил, что Ковальчук сильно осунулся, лицо его посерело. "Что с тобой", – спросил я его. "Ничего, чепуха. Нет ли у Вас, товарищ командир, бинта, а то я второпях плохо перевязал рану, а теперь она начинает меня беспокоить".
Ранен, понял я. И стал снимать гимнастерку, чтобы сделать ему перевязку. Ранение /выше локтя/ было тяжелым. Идти трудно, страшные боли. Останавливаю машину, но он наотрез отказывается ехать в медсанбат. "Вот, – говорит – немного осталось, доведу Вас, а потом пойду, куда прикажете. Ведь мы прошли с Вами огонь и воду, а теперь уже не страшно". Но дальнейшее упрямство, свойственное Ковальчуку, не помогло. Потеря крови сильно ослабила его. К счастью, показалась санитарная машина, я ее остановил. Мы крепко пожали друг другу руки и расстались.
Выйдя на дорогу, которая вела к школе Невской Дубровки, я увидел беспрерывные потоки людей, направляющихся к переправам. Бойцы тащили на себе мешки, ящики, сани с грузом. Ведь "на пятачке* идет бой, и беззаветных храбрецов надо обеспечить всем. Это чувствовали все бойцы и, сгибаясь под тяжестью груза, они шли, падали, опять поднимались и с невиданным упорством и настойчивостью, несмотря на огонь противника, доставляли все необходимое "на пятачок". Они отлично знали и понимали, что выполнение приказа может стоить им жизни, но это их не останавливало. Они проходили огонь и воду, доставляя необходимое. Вот почему бондаревцы /из 168 стрелковой дивизии полковника А.Л.Бондарева/; как и другие бойцы, побывавшие на "пятачке", могут заслуженно сказать, что они прошли огонь и воду.