С Абреком Аркадьевичем Барштом мы давно знакомы, и хотя я не раз видел на его полковничьем мундире значок ветерана авиации ВМФ, но был убежден, что это просто памятный сувенир. Оказалось, что за этим маленьким значком – почти десяток лет интересной и напряженной службы, связанной с освоением наших первых реактивных самолетов. Однако уж если рассказывать об этом действительно необыкновенном человеке и летчике, то начинать надо не с последнего периода.
Боевая молодость
СУРОВОЕ ЛИЦО войны Абрек Баршт впервые увидел, будучи курсантом Владивостокского аэроклуба в 1938 году, когда начинались бои у озера Хасан. С аэродрома аэроклуба военные летчики вылетали в район боев и нередко возвращались с многочисленными пробоинами на самолетах, с ранениями. Однажды юные учлеты были удивлены неумелой посадкой высококлассного летчика старшего лейтенанта Алиева. После пробега с выключенным мотором самолет остановился, но летчик не выходил из него. Ребята подбежали к нему, открыли кабину – Алиев был мертв.
В 1940 году Баршт оканчивает Батайскую школу пилотов и его назначают инструктором. Понимая, что война не за горами, опытные пилоты использовали любую возможность для подготовки к будущим боям. С особым интересом Абрек Аркадьевич вспоминает свои воздушные поединки с Алексеем Маресьевым. Да-да, с тем самым...
Пути Маресьева и Баршта неоднократно пересекались и в военные, и в послевоенные годы. Всякий раз они искренне радовались этим встречам, не могли наговориться. Батайский период их совместной службы был недолог – началась война. К апрелю 1942 года, когда Баршт прибыл в действующую армию, Маресьев уже сбил 4 самолета противника и сам был сбит. Но его товарищ узнает об этом значительно позже...
Уже в первых воздушных поединках Абрек Баршт начал решительно ломать устоявшиеся каноны и устаревшие тактические построения в летной практике. От летчиков все еще требовали летать звеном и только в плотном строю – так называемым клином. Баршт рассредоточил звено в воздухе — и сразу резко улучшилась маневренность истребителей в бою. Чтобы утвердилась такая тактика, пришлось немало сломать копий, истрепать нервов. И когда он сбил свой первый «хейнкель», открыв боевой счет полка, командир впервые похвалил летчика за самоотверженное служение и мужество в бою.
МНОГИЕ ЭПИЗОДЫ войны Абрек Аркадьевич помнит с удивительными подробностями. Среди них сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, переучивание с «харриккейнов» на родные Яки, полеты на разведку в ближние и дальние тылы врага, радость побед в воздушных поединках и горечь потерь самых близких друзей.
Когда его перевели из истребительного полка в корректировочно-разведывательный, который только начал формирование, он и в новом деле очень быстро нашел свое место. Называлось оно сопровождением разведывательно-корректировочных самолетов, которые на малых скоростях летали над немецкими позициями, корректировали огонь тяжелой артиллерии, фотографировали местность, занятую врагом. Тихоходные Илы сопровождали, как правило, две, а то и четыре пары истребителей.
Однажды Баршт задался вопросом – нельзя ли вести корректировку артиллерийского огня с истребителя? И расходы на корректировку можно сократить, и безопасность увеличить – не будучи привязанным к самолету-корректировщику, истребитель может свободно маневрировать и скоростью, и высотами. Офицер дотошно просчитал все и поделился мыслями с командиром полка. Тот – с начальником разведотдела штаба фронта. Баршту предложили подготовиться, чтобы опробовать предложение на практике на тыловом полигоне. Там был оборудован настоящий опорный пункт с дотами, огневыми позициями, замаскированными командным и наблюдательными пунктами. В назначенный час летчик вылетел в указанный квадрат. По необычным теням, по свежим пятнам песка разглядел несколько военных объектов и сразу передал целеуказания. По команде летчика артиллеристы открыли огонь. Результат превзошел все ожидания.
Просмотрев отснятые пленки, представитель штаба фронта сказал:
- Спасибо за инициативу, Баршт. Надо наращивать усилия в этом направлении. Каждую удачную корректировку будем вам засчитывать, как сбитый самолет врага. Делитесь опытом, учите других. Войдете в историю этой войны как родоначальник корректировки артиллерийского огня с самолета-истребителя.
К концу войны в послужном списке летчика набралось столько результативных корректировок и боевых вылетов на разведку, что представление к званию Героя Советского Союза не вызвало никаких возражений.
Офицерская зрелость
ЭТОТ СЛУЧАЙ он и сегодня вспоминает с заметным внутренним напряжением. Рассказывает, и мне отчетливо представляется этот ночной полет в плотной снежной завесе то ли над морем, то ли над скалистым берегом Сахалина. Где земля, где небо, где самолет – не разберешь. В кабине работает только один прибор – навигационный индикатор, по которому можно лишь определить, где находится самолет относительно аэродрома. Как опытный летчик, Баршт понимал, что в такой ситуации его могут выручить только наработанное мастерство, знание местных условий и выдержка...
Конечно же было обидно. Позади война, на которой можно было десятки раз погибнуть - Бог миловал. Окончена академия ВВС, на погонах – звезды подполковника, за плечами – служба на командных должностях в Западной Украине и в Китае, переучивание на новый реактивный самолет, назначение командиром полка в истребительную дивизию морской авиации. Служить бы да радоваться!
Аэродром, на котором базировался его авиаполк, располагался у кромки Сахалина, между двумя сопками. Одним концом взлетно-посадочная полоса почти упиралась в горы, другим обрывалась над скалистым высотой с пятиэтажный дом берегом. Садиться здесь и в ясную погоду было не просто. А тут ночь, густой снегопад, да еще и сверхмощная электризация воздуха. Острые оконечности на самолете вокруг бронестекла заискрились, как бенгальские свечи, запылали так называемыми «огнями святого Эльма». Приборы один за другим вырубились, и стрелки на циферблатах замерли.
Тревога охватила и все аэродромные службы, но как помочь летчику в беде, никто не знал. Решение принял сам Абрек Аркадьевич. Он дал команду по радио, чтобы один из прожекторов, освещающих посадочную полосу, развернули в сторону ближнего привода, навстречу снижающемуся самолету. Баршт сразу увидел свечение прожектора в снежной кутерьме, по нему определил посадочный курс. Будь в топливных баках горючего хотя бы на десяток минут, он мог бы выполнить посадочный маневр и с большей уверенностью выйти на аэродром, но топливо уже приближалось к нулю. И он, собрав всю волю в кулак, повел свой МиГ на прожекторный свет. Потом и он сам, и все его сослуживцы удивлялись, насколько точно летчику удалось при абсолютном минимуме попасть на взлетно-посадочную полосу. Сколь тонкая грань отделяла его от катастрофы, Баршт отчетливо понял несколько позже, когда дотошно проанализировал случившееся в спокойной обстановке...
ЛЕТЧИКОВ, служивших в те годы в Приморье, как правило, меняли через пять-шесть лет, Баршт прослужил на Сахалине восемь.
Однажды его в неурочное время вызвал на связь командир корпуса генерал-лейтенант Романенко.
– Поднимай полк, – сказал он без всяких предисловий, – и чтобы через два часа вы покинули Корсаков и приземлились в Советской Гавани. Если вопросов нет, действуйте!
Когда полк точно в указанный срок приземлился на новом аэродроме, генерал объяснил Баршту, что через два часа в Корсаков прилетят представители вышестоящего командования, чтобы на месте решить вопрос расформирования полка. Но он уже издал приказ, что этот полк перебазируется в Совгавань и становится учебным.
Таким образом была сохранена боевая единица в Военно-воздушных силах, а Герой Советского Союза Абрек Баршт, командуя этим полком, всех молодых летчиков довел до 2-го класса, всех командиров звеньев и многих опытных пилотов подготовил инструкторами, а сам стал полковником.
В конце 1961 года ему предложили должность старшего инспектора авиации 6-й армии ПВО в Ленинграде. Кто же отказывается от таких предложений?
Новая должность пришлась по душе. Каждый контрольный вылет с летчиками подопечных истребительных полков он использовал не только для проверки техники пилотирования, но и для того, чтобы поделиться накопленным опытом. Летчики обычно всегда волнуются, если предстоит полет с инспектором, да еще и армейского уровня. А с Барштом все стремились полетать, потому что общение с таким мастером всякий раз обогащало, поднимало летный уровень.
Однако сорок пять лет – предельный возраст для летчика-истребителя, и в 1965 году полковник Баршт увольняется в запас.
Время гражданского служения
МНОГИЕ сослуживцы тогда говорили: «Отдыхай, Абрек Аркадьевич! Лови рыбку, ходи на охоту, путешествуй по стране, воспитывай сыновей, ходи с женой в театры и музеи, занимайся дачей, садом, пиши мемуары – ты заслужил отдых!»
Поначалу ему казалось, что и вправду все оно так и будет. И рыбалка, и театры, и путешествия. Особенно окрепло такое убеждение, когда они всей семьей отправились на собственном «Москвиче» на юг. А когда вернулись из этой прекрасной поездки, он сказал сам себе: «Пилотом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», и отправился в райком партии с просьбой подыскать ему должность, на которой бы он мог быть полезен. Такая должность нашлась: начальник штаба гражданской обороны на компрессорном заводе.
Работая в этой системе, он бы мог достичь солидного положения. Уже был авторитет, были приглашения. Но небо не отпускало, оно снилось ему по ночам, заставляло провожать взглядом каждый пролетающий в высоте самолет. Узнав однажды, что планерному аэроклубу нужен опытный руководитель, Баршт, не задумываясь, покидает свой солидный пост на компрессорном заводе и становится у руля городского аэроклуба. Планеры, конечно, не реактивные истребители, но и те, и эти в одном небе летают, живут по авиационным законам, а потому уже можно было смело говорить, что и военные летчики, и планеристы – одной крови. Может, потому и задержался в аэроклубе Абрек Аркадьевич более десяти лет, и не исключено, что мог бы здесь работать и дольше. Клуб жил интересной жизнью, здесь были подготовлены десятки перворазрядных планеристов, клуб продуктивно сотрудничал со студентами Гидрометеорологического института, подготовил несколько мастеров спорта, а его воспитанники Борис Екатериничев и Лариса Симуссова неоднократно становились чемпионами страны...
Между тем подошло время, когда клубу надо было обновить самолетный и планерный парк, но ни город, ни тем более Гидрометеорологический институт таких средств не нашли... Аэроклуб прекратил свое существование.
БАРШТ активно включается в работу ветеранской организации армии ПВО, выступает перед молодежью, его избирают в руководящие органы Российской федерации малой авиации, он создает городской авиационный центр, в классах которого школьники и студенты изучали устройство различных образцов авиатехники, теорию самолетовождения, аэродинамику. Уже было немало сделано, чтобы у центра появились своя авиатехника и свой аэродром. Но наступили времена «перестройки», а затем – строительства «светлого капиталистического будущего». Понятия «оборонное сознание, патриотизм, забота о подрастающем поколении» тогда поспешили выбросить на свалку.
Девяностые годы стали особенно невыносимыми для ветеранов-фронтовиков. Чтобы хоть как-то поддержать нуждающихся ветеранов войны, Абрек Баршт в союзе с торгово-промышленной корпорацией «Евросервис» создает в Петербурге отделение фонда «Победа – 1945 год», который сегодня оказывает реальную помощь тем, кто в суровые военные годы, не щадя себя, бился с врагом за свободу и независимость своего Отечества. Фонд помогает ветеранским организациям, госпиталю ветеранов войн, гарнизонной поликлинике, в которой сегодня лечатся бывшие фронтовики, семьям погибших и ушедших из жизни Героев Советского Союза, кадетам, потерявшим отцов в «горячих точках». Впрочем, работа фонда – отдельный разговор.
Заканчивая этот очерк, я не могу не высказать своего восхищения настойчивостью Абрека Аркадьевича в реализации идеи создания в Петербурге школы-интерната с первоначальной летной подготовкой. Казалось бы, для реализации этого проекта есть все основания: постановление Российского правительства, отработанные в других регионах программы и нормативы, кадры инструкторов-пилотов и преподавателей специальных дисциплин, есть помещения, освободившиеся после сокращения авиационной части, есть аэродром и есть сотни мальчишек, которые рвутся в небо. Но пока что никто не берет на себя ответственности за создание такой школы. Уже не первый год Баршт пытается достучаться в различные городские инстанции, что такая школа, а еще лучше авиационный кадетский корпус нужны Петербургу как воздух. Все с ним соглашаются, а конкретных решений как не было, так до сих пор и нет.
– Ничего, – уверенно говорит Абрек Аркадьевич, – пока я живой, за этот проект буду биться до последнего. Наше дело правое...
И я верю, что завтра, как вчера и позавчера, он снова будет звонить в инстанции, добиваться встреч с различными начальниками, доказывать, убеждать, и если не завтра, то послезавтра его идея все-таки материализуется, обретет плоть и кровь, в которых непременно будут гены отваги, мужества, целеустремленного патриотизма и верности долгу. Гены, на которых взошла и звезда военного летчика Героя Советского Союза Баршта Абрека Аркадьевича.
СУРОВОЕ ЛИЦО войны Абрек Баршт впервые увидел, будучи курсантом Владивостокского аэроклуба в 1938 году, когда начинались бои у озера Хасан. С аэродрома аэроклуба военные летчики вылетали в район боев и нередко возвращались с многочисленными пробоинами на самолетах, с ранениями. Однажды юные учлеты были удивлены неумелой посадкой высококлассного летчика старшего лейтенанта Алиева. После пробега с выключенным мотором самолет остановился, но летчик не выходил из него. Ребята подбежали к нему, открыли кабину – Алиев был мертв.
В 1940 году Баршт оканчивает Батайскую школу пилотов и его назначают инструктором. Понимая, что война не за горами, опытные пилоты использовали любую возможность для подготовки к будущим боям. С особым интересом Абрек Аркадьевич вспоминает свои воздушные поединки с Алексеем Маресьевым. Да-да, с тем самым...
Пути Маресьева и Баршта неоднократно пересекались и в военные, и в послевоенные годы. Всякий раз они искренне радовались этим встречам, не могли наговориться. Батайский период их совместной службы был недолог – началась война. К апрелю 1942 года, когда Баршт прибыл в действующую армию, Маресьев уже сбил 4 самолета противника и сам был сбит. Но его товарищ узнает об этом значительно позже...
Уже в первых воздушных поединках Абрек Баршт начал решительно ломать устоявшиеся каноны и устаревшие тактические построения в летной практике. От летчиков все еще требовали летать звеном и только в плотном строю – так называемым клином. Баршт рассредоточил звено в воздухе — и сразу резко улучшилась маневренность истребителей в бою. Чтобы утвердилась такая тактика, пришлось немало сломать копий, истрепать нервов. И когда он сбил свой первый «хейнкель», открыв боевой счет полка, командир впервые похвалил летчика за самоотверженное служение и мужество в бою.
МНОГИЕ ЭПИЗОДЫ войны Абрек Аркадьевич помнит с удивительными подробностями. Среди них сопровождение штурмовиков и бомбардировщиков, переучивание с «харриккейнов» на родные Яки, полеты на разведку в ближние и дальние тылы врага, радость побед в воздушных поединках и горечь потерь самых близких друзей.
Когда его перевели из истребительного полка в корректировочно-разведывательный, который только начал формирование, он и в новом деле очень быстро нашел свое место. Называлось оно сопровождением разведывательно-корректировочных самолетов, которые на малых скоростях летали над немецкими позициями, корректировали огонь тяжелой артиллерии, фотографировали местность, занятую врагом. Тихоходные Илы сопровождали, как правило, две, а то и четыре пары истребителей.
Однажды Баршт задался вопросом – нельзя ли вести корректировку артиллерийского огня с истребителя? И расходы на корректировку можно сократить, и безопасность увеличить – не будучи привязанным к самолету-корректировщику, истребитель может свободно маневрировать и скоростью, и высотами. Офицер дотошно просчитал все и поделился мыслями с командиром полка. Тот – с начальником разведотдела штаба фронта. Баршту предложили подготовиться, чтобы опробовать предложение на практике на тыловом полигоне. Там был оборудован настоящий опорный пункт с дотами, огневыми позициями, замаскированными командным и наблюдательными пунктами. В назначенный час летчик вылетел в указанный квадрат. По необычным теням, по свежим пятнам песка разглядел несколько военных объектов и сразу передал целеуказания. По команде летчика артиллеристы открыли огонь. Результат превзошел все ожидания.
Просмотрев отснятые пленки, представитель штаба фронта сказал:
- Спасибо за инициативу, Баршт. Надо наращивать усилия в этом направлении. Каждую удачную корректировку будем вам засчитывать, как сбитый самолет врага. Делитесь опытом, учите других. Войдете в историю этой войны как родоначальник корректировки артиллерийского огня с самолета-истребителя.
К концу войны в послужном списке летчика набралось столько результативных корректировок и боевых вылетов на разведку, что представление к званию Героя Советского Союза не вызвало никаких возражений.
Офицерская зрелость
ЭТОТ СЛУЧАЙ он и сегодня вспоминает с заметным внутренним напряжением. Рассказывает, и мне отчетливо представляется этот ночной полет в плотной снежной завесе то ли над морем, то ли над скалистым берегом Сахалина. Где земля, где небо, где самолет – не разберешь. В кабине работает только один прибор – навигационный индикатор, по которому можно лишь определить, где находится самолет относительно аэродрома. Как опытный летчик, Баршт понимал, что в такой ситуации его могут выручить только наработанное мастерство, знание местных условий и выдержка...
Конечно же было обидно. Позади война, на которой можно было десятки раз погибнуть - Бог миловал. Окончена академия ВВС, на погонах – звезды подполковника, за плечами – служба на командных должностях в Западной Украине и в Китае, переучивание на новый реактивный самолет, назначение командиром полка в истребительную дивизию морской авиации. Служить бы да радоваться!
Аэродром, на котором базировался его авиаполк, располагался у кромки Сахалина, между двумя сопками. Одним концом взлетно-посадочная полоса почти упиралась в горы, другим обрывалась над скалистым высотой с пятиэтажный дом берегом. Садиться здесь и в ясную погоду было не просто. А тут ночь, густой снегопад, да еще и сверхмощная электризация воздуха. Острые оконечности на самолете вокруг бронестекла заискрились, как бенгальские свечи, запылали так называемыми «огнями святого Эльма». Приборы один за другим вырубились, и стрелки на циферблатах замерли.
Тревога охватила и все аэродромные службы, но как помочь летчику в беде, никто не знал. Решение принял сам Абрек Аркадьевич. Он дал команду по радио, чтобы один из прожекторов, освещающих посадочную полосу, развернули в сторону ближнего привода, навстречу снижающемуся самолету. Баршт сразу увидел свечение прожектора в снежной кутерьме, по нему определил посадочный курс. Будь в топливных баках горючего хотя бы на десяток минут, он мог бы выполнить посадочный маневр и с большей уверенностью выйти на аэродром, но топливо уже приближалось к нулю. И он, собрав всю волю в кулак, повел свой МиГ на прожекторный свет. Потом и он сам, и все его сослуживцы удивлялись, насколько точно летчику удалось при абсолютном минимуме попасть на взлетно-посадочную полосу. Сколь тонкая грань отделяла его от катастрофы, Баршт отчетливо понял несколько позже, когда дотошно проанализировал случившееся в спокойной обстановке...
ЛЕТЧИКОВ, служивших в те годы в Приморье, как правило, меняли через пять-шесть лет, Баршт прослужил на Сахалине восемь.
Однажды его в неурочное время вызвал на связь командир корпуса генерал-лейтенант Романенко.
– Поднимай полк, – сказал он без всяких предисловий, – и чтобы через два часа вы покинули Корсаков и приземлились в Советской Гавани. Если вопросов нет, действуйте!
Когда полк точно в указанный срок приземлился на новом аэродроме, генерал объяснил Баршту, что через два часа в Корсаков прилетят представители вышестоящего командования, чтобы на месте решить вопрос расформирования полка. Но он уже издал приказ, что этот полк перебазируется в Совгавань и становится учебным.
Таким образом была сохранена боевая единица в Военно-воздушных силах, а Герой Советского Союза Абрек Баршт, командуя этим полком, всех молодых летчиков довел до 2-го класса, всех командиров звеньев и многих опытных пилотов подготовил инструкторами, а сам стал полковником.
В конце 1961 года ему предложили должность старшего инспектора авиации 6-й армии ПВО в Ленинграде. Кто же отказывается от таких предложений?
Новая должность пришлась по душе. Каждый контрольный вылет с летчиками подопечных истребительных полков он использовал не только для проверки техники пилотирования, но и для того, чтобы поделиться накопленным опытом. Летчики обычно всегда волнуются, если предстоит полет с инспектором, да еще и армейского уровня. А с Барштом все стремились полетать, потому что общение с таким мастером всякий раз обогащало, поднимало летный уровень.
Однако сорок пять лет – предельный возраст для летчика-истребителя, и в 1965 году полковник Баршт увольняется в запас.
Время гражданского служения
МНОГИЕ сослуживцы тогда говорили: «Отдыхай, Абрек Аркадьевич! Лови рыбку, ходи на охоту, путешествуй по стране, воспитывай сыновей, ходи с женой в театры и музеи, занимайся дачей, садом, пиши мемуары – ты заслужил отдых!»
Поначалу ему казалось, что и вправду все оно так и будет. И рыбалка, и театры, и путешествия. Особенно окрепло такое убеждение, когда они всей семьей отправились на собственном «Москвиче» на юг. А когда вернулись из этой прекрасной поездки, он сказал сам себе: «Пилотом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан», и отправился в райком партии с просьбой подыскать ему должность, на которой бы он мог быть полезен. Такая должность нашлась: начальник штаба гражданской обороны на компрессорном заводе.
Работая в этой системе, он бы мог достичь солидного положения. Уже был авторитет, были приглашения. Но небо не отпускало, оно снилось ему по ночам, заставляло провожать взглядом каждый пролетающий в высоте самолет. Узнав однажды, что планерному аэроклубу нужен опытный руководитель, Баршт, не задумываясь, покидает свой солидный пост на компрессорном заводе и становится у руля городского аэроклуба. Планеры, конечно, не реактивные истребители, но и те, и эти в одном небе летают, живут по авиационным законам, а потому уже можно было смело говорить, что и военные летчики, и планеристы – одной крови. Может, потому и задержался в аэроклубе Абрек Аркадьевич более десяти лет, и не исключено, что мог бы здесь работать и дольше. Клуб жил интересной жизнью, здесь были подготовлены десятки перворазрядных планеристов, клуб продуктивно сотрудничал со студентами Гидрометеорологического института, подготовил несколько мастеров спорта, а его воспитанники Борис Екатериничев и Лариса Симуссова неоднократно становились чемпионами страны...
Между тем подошло время, когда клубу надо было обновить самолетный и планерный парк, но ни город, ни тем более Гидрометеорологический институт таких средств не нашли... Аэроклуб прекратил свое существование.
БАРШТ активно включается в работу ветеранской организации армии ПВО, выступает перед молодежью, его избирают в руководящие органы Российской федерации малой авиации, он создает городской авиационный центр, в классах которого школьники и студенты изучали устройство различных образцов авиатехники, теорию самолетовождения, аэродинамику. Уже было немало сделано, чтобы у центра появились своя авиатехника и свой аэродром. Но наступили времена «перестройки», а затем – строительства «светлого капиталистического будущего». Понятия «оборонное сознание, патриотизм, забота о подрастающем поколении» тогда поспешили выбросить на свалку.
Девяностые годы стали особенно невыносимыми для ветеранов-фронтовиков. Чтобы хоть как-то поддержать нуждающихся ветеранов войны, Абрек Баршт в союзе с торгово-промышленной корпорацией «Евросервис» создает в Петербурге отделение фонда «Победа – 1945 год», который сегодня оказывает реальную помощь тем, кто в суровые военные годы, не щадя себя, бился с врагом за свободу и независимость своего Отечества. Фонд помогает ветеранским организациям, госпиталю ветеранов войн, гарнизонной поликлинике, в которой сегодня лечатся бывшие фронтовики, семьям погибших и ушедших из жизни Героев Советского Союза, кадетам, потерявшим отцов в «горячих точках». Впрочем, работа фонда – отдельный разговор.
Заканчивая этот очерк, я не могу не высказать своего восхищения настойчивостью Абрека Аркадьевича в реализации идеи создания в Петербурге школы-интерната с первоначальной летной подготовкой. Казалось бы, для реализации этого проекта есть все основания: постановление Российского правительства, отработанные в других регионах программы и нормативы, кадры инструкторов-пилотов и преподавателей специальных дисциплин, есть помещения, освободившиеся после сокращения авиационной части, есть аэродром и есть сотни мальчишек, которые рвутся в небо. Но пока что никто не берет на себя ответственности за создание такой школы. Уже не первый год Баршт пытается достучаться в различные городские инстанции, что такая школа, а еще лучше авиационный кадетский корпус нужны Петербургу как воздух. Все с ним соглашаются, а конкретных решений как не было, так до сих пор и нет.
– Ничего, – уверенно говорит Абрек Аркадьевич, – пока я живой, за этот проект буду биться до последнего. Наше дело правое...
И я верю, что завтра, как вчера и позавчера, он снова будет звонить в инстанции, добиваться встреч с различными начальниками, доказывать, убеждать, и если не завтра, то послезавтра его идея все-таки материализуется, обретет плоть и кровь, в которых непременно будут гены отваги, мужества, целеустремленного патриотизма и верности долгу. Гены, на которых взошла и звезда военного летчика Героя Советского Союза Баршта Абрека Аркадьевича.