На долгом пути ему всегда везло на людей
На долгом пути ему всегда везло на людей. История этого человека кажется абсолютно выдуманной. Фантастический сценарий. Страшный. Счастливый. Я догадываюсь, где его писали. И хочется спросить Автора, не много ли для одного человека? Но ответ очевиден – не завидуй.
История этого человека кажется абсолютно выдуманной. Фантастический сценарий. Страшный. Счастливый. Я догадываюсь, где его писали. И хочется спросить Автора, не много ли для одного человека? Но ответ очевиден – не завидуй.
Ему девяносто пять лет. О чём можно говорить с человеком, который родился накануне Первой мировой войны? Это как бы уже не прошлое, не область живых воспоминаний, а безголосые страницы музейного архива… И вот к этому человеку как ни в чём не бывало я еду в гости. На станцию Лось.
Такие дворы в Москве можно по пальцам сосчитать. Или это очередная шутка Сценариста? Мосфильмовский павильон, архитектурная экспозиция на тему советской послевоенной жизни. Двор с яблонями, дом буквой «Г», балконы свисают гроздьями, толстые наличники на окнах. Почему-то не верится, что здесь живут люди. И что в коробках трех-, четырёхэтажных домов не бутафорская пустота, не изнанка декораций, а квартиры с выкрашенными в цвет охры деревянными дверями и лабиринты тёмных коридоров, кухни с дымоходами, узкие и треугольные комнаты и окна, куда летом заползают ветви яблонь.
Пора представить моего героя – Ефим Матвеевич Березовский. Седой старик в голубой рубашке. Лицо подвижное, но кажется бесстрастным. Прожитая за век жизнь не оставила на нём видимых следов. Или предусмотрительно стёрла их. Ни характерных морщин, ни шрамов. Ничего хоть сколько-нибудь запоминающегося.
Садимся за стол. Большая фотография фронтовика, Героя Советского Союза приставлена к стене. Я не знаю, с чего начать. Но старик и не ждёт вопросов. Он их все знает наизусть. Я вдруг понимаю, что оказался здесь исключительно для того, чтобы слушать. И вот он начинает говорить. Громко, надсадно. Как человек, у которого плохо со слухом. И вместе с тем порывисто, торопливо. Словно комментирует киноплёнку, бегущую перед глазами.
Титры: Ефим Матвеевич Березовский. Родился 8 февраля 1913 года в Одесской области, в селе Шафрань.
– Сиротой я стал уже в шесть лет. С девяти работал по найму у канатчика. Канаты вязал. Но надо было думать о будущем, и я подался в беспризорники. На станции Константиновка Донецкой дороги меня задержали, передали организации «Друг детей», а те определили на бутылочный завод. Мастер выдувал формы бутылей, а я эти формы скреплял и держал. Там температура доходила до 70 градусов жары. Ни одного дня в школу не ходил. Грамоте обучался прямо на заводе. Потом меня послали на курсы ФЗУ, шесть месяцев по четыре часа учились и по четыре – работали.
В 1925 году я стал шлифовщиком стекла на военном заводе. Мы прожекторы для армии делали. В двадцать лет призвали в армию. 80-я донбасская дивизия, откуда меня направили в артиллерийское училище в городе Артёмовске. Туда к нам заявились вербовщики с железной дороги, звали учиться на электромеханика. Я согласился и после армии пришёл на станцию Ясиноватая монтёром, а заодно поступил в Московский железнодорожный техникум. В июне сорок первого как раз сдавал экзамены. А тут – война. Вернулся в Донбасс. Железнодорожников эвакуировали, но я хотел воевать. Так в горкоме и сказал: отпустите на фронт, воевать хочу. Сняли броню, и в августе сорок первого я очутился в 692-м артиллерийском полку, в городе Купянске Харьковской области. После доукомплектования в декабре 41-го наступал под Москвой в составе 3-й армии Брянского фронта, дошёл до Мценска и там получил медаль «За отвагу». В 43-м стал командиром батареи, участвовал в сражении на Курской дуге. За первые пять дней мы подбили 12 «тигров» и уничтожили около 500 человек пехоты. Нас, правда, из 67 человек в живых осталось 20. И я получил орден Боевого Красного Знамени…
На последних словах старик вдруг начинает плакать, неудержимо, почти без слёз, без звука. И в создавшейся тишине мне кажется, что я слышу только треск черно-белой киноплёнки. До меня поздно доходит, что «…в шесть лет сирота…» – это значит, родители сгинули в 1919 году, то есть во время Гражданской войны. И, как ни старайся, не могу представить, что такое сжимать две бутылочные формы при температуре в 70 градусов…
– Потом мы пошли на Киев. К Днепру вышли в двадцатых числах сентября. В ночь на 24 сентября форсировали реку, одно орудие с расчётом и пехотой потонуло под огнём. Мы захватили маленький плацдарм на том берегу. Одиннадцать атак за первый день отбили. Вокруг нас в буквальном смысле горела земля. Батарея моя подбила девять танков и уничтожила 300 немцев. На вторые сутки пришло подкрепление. 7 ноября 43-го наши взяли Киев. Приехал сам Жуков, пожал мне руку и сказал: «Будешь Героем!» 10 января 44-го четырём ребятам из моей батареи присвоили звания Героев. Двум – посмертно…
И старик снова плачет. Губы его истончаются и дрожат, даже стиснутые зубами. Тогда я понимаю, что это совсем не кино.
– Дали мне старшего лейтенанта. Но я командовал артдивизионом, должность подполковника, у меня в замах майор ходил. Так дошёл до Румынии, был в Карпатах, форсировал Прут, войну закончил в Праге. Орден Ленина, Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, Александра Невского. В 46-м году командование направляло меня на Высшие артиллерийские курсы. Но я не хотел. Хотел домой вернуться, на железную дорогу. Маршал бронетанковых войск Рыбалко говорил мне: «Видишь палку? Лично об тебя её сломаю, если не поедешь учиться. Ты нужен армии…» Вроде бы уговорил. Прибыл я на эти курсы и уже оттуда подал рапорт главному маршалу артиллерии Воронову: отпустите. Только тогда меня демобилизовали.
Я вернулся в Донбасс. В 49-м году окончил с «красным» дипломом институт. И двадцать лет проработал начальником дистанции сигнализации и связи на станции Лозовская. У нас показательная станция была на всей сети железных дорог Советского Союза. К нам учиться приезжали. Знамёна вручали. А в 71-м пригласили в Москву. И я стал первым замом начальника Всесоюзного треста электротехнических заводов. Мы всю эту отрасль реконструировали. Построили девять новых заводов. И ликвидировали дефицит в оборудовании. На пенсию вышел в 90-м году. Почти в восемьдесят лет… Вот такая моя скромная биография... Вы не уходите, выпейте со мной по чуть-чуть, за знакомство.
Последнюю реплику он произнёс влет, без пауз или раздумий, словно она была вписана в только что рассказанный фильм. Конечно, я остался. Смотрел фронтовые фотографии, на которых – Ефим Матвеевич и его боевые товарищи. Длинные погоны, широченные галифе, офицерские сапоги. Напускная важность на лицах мальчишек, видевших смерть каждый день.
– Все, кого я знал, уже умерли, – произнёс фронтовик ровным и спокойным голосом.
Кажется, он привык к одиночеству. Оно давно его окружает.
– Жена была моложе меня на одиннадцать лет. Мы с ней в институте познакомились. Она тоже железнодорожница, – сказал Ефим Матвеевич и добавил: – Только тоже умерла недавно.
– А вы можете вспомнить людей, которым особенно благодарны по жизни? – спросил я.
– А я всем благодарен. Мне плохие люди в жизни не встречались. У меня никогда не было врагов. Кроме фашистов, конечно, – сказал старик и задумался.
На несколько секунд Ефим Матвеевич исчез в бездонных запасниках памяти и вернулся с новой плёнкой.
– Петя Чебоксаров, товарищ мой по беспризорному шатанию. Мы же беспризорничали по нужде, а не по желанию. По карманам не лазили, только огороды шерстили. Он меня всегда защищал, когда хозяева нас ловили и били. На стекольном заводе мастер Воронов, тот, что формы выдувал, приютил у себя, кормил, поил, одевал. Потом был у меня первый командир дивизиона Александр Кузенко. Тянул за собой, воевать учил по уму. А когда я командовал дивизионом, был у меня командир взвода Александр Григорьевич Дудин. Когда обстрел начинался, он меня собой прикрывал. Он тоже Героя получил. Посмертно.
И в мирной, послевоенной жизни люди встречались всё больше внимательные и благожелательные. В Белгороде мастер Ермоленко учил меня от монтёра до механика. А на Лозовской главным инженером работал у меня замечательный мужик, будущий министр путей сообщения Николай Семёнович Конарев. Везло мне на людей.
Накрыли на стол. Разлили водку. Старик поднялся и произнес тост:
– Спасибо вам, что пришли. Что не забываете старика, что слушаете… За встречу.
И махом выпил.
Золотая Звезда Героя Ефима Матвеевича Березовского носит номер 2243. Он показывает её на ладони. Ладонь дрожит... И маленькая, но тяжёлая звёздочка дрожит вместе с ней. И тускло блестит.
спец. корр. «Гудка»