Михаил (Израиль) Павлович (Менделевич) Шрейдер (Шрейдерис) (2 июня 1902, Вильно, Виленская губерния, Российская империя — 8 декабря 1978, Москва, РСФСР, Советский Союз) — сотрудник ВЧК-ОГПУ-НКВД, заместитель народного комиссара внутренних дел Казахской Советской Социалистической Республики по милиции, депутат Верховного Совета Казахской ССР.

 

 

 

Родился в еврейской семье работника табачной фабрики Павла Шрейдериса и Рахиль Кирзнер, дед работал шорником. Получил начальное образование в Вильно (современный Вильнюс). В 12 лет убежал из дома, жил в Саратове и Екатеринославе. С 1917 активно включился в революционную деятельность, вступив в Союз революционной молодёжи (Союз рабочей молодёжи) и став членом его Виленского горкома, а затем инструктором ЦК Литвы и Белоруссии, с 1918 занимался работой в подполье. В 1919 находился в Вильно в комсомольском отряде имени Карла Либкнехта, в охране председателя СНК Литовско-Белорусской ССР В. Мицкявичюса-Капсукаса.

 

ВЧК-ОГПУ-НКВД

Член ВКП(б) с 1919, с сентября этого же года — на работе в органах ЧК в разных городах Литвы, Украины, Белорусссии, Россиии разведчиком особого отдела дивизии Западного фронта. С конца 1919 по 1920 находился в польском плену, из которого бежал. В 1920 — комиссар для особых поручений при полномочном представителе ВЧК по Западному фронту Ф. Д. Медведе в городах Вильно и Ржев, а также в пограничных войсках на границе с Польшей. В 1921 участвовал в составе группы чекистов в освобождении Грузии. В 1922 работал в Смоленске, затем в Московском губернском секретно-политическом отделе ГПУ, некоторое время состоял помощником П. П. Буланова, одновременно заместитель секретаря ячейки ВЛКСМ центрального аппарата и Московского губернского отдела ГПУ. С 1925 по 1927 работал в секретно-шифровальном отделе НКИД СССР и «Совкино». С 1927 уполномоченный Особого отдела Московской пролетарской дивизии, работал в особом отделе Московского военного округа, начальником был М. И. Гай. Являлся секретарём комсомольской ячейки. С 1928 по 1929 почти год болел и проживал в Москве. Тогда же Московским комитетом партии было вскрыто дело так называемого «Беспринципного блока» в Сокольническом районе, в котором оказались замешаны Г. Г. Ягода, Т. Д. Дерибас и М. А. Трилиссер, а также секретарь Сокольнического РК ВКП(б) Б. В. Гибер, письмо МК партии обсуждалось на партсобрании в ОГПУ. Выступавшие резко критиковали поведение членов райкома и буквально обрушивались, кроме упомянутых, на М. С. Погребинского и М. П. Фриновского, но никто ни единым словом не обмолвился о Г. Г. Ягоде, кроме М. П. Шрейдера. Уважающий подобную бескомпромиссность начальник административно-организационного и хозяйственного управления НКВД СССР И. М. Островский становится дружен с ним, благодаря этому знакомство становится известно о многочисленных злоупотреблениях по административно-хозяйственной и наградной части в органах государственной безопасности. В последующем становится начальником специальной валютной группы Экономического отдела ОГПУ в Ленинграде.

 

С 1930 по 1931 работал в полномочном представительстве ОГПУ в Средней Азии и Ленинградском военном округе. Получив личное напутствие С. М. Кирова, в 1931 назначается начальником ГПУ Хибиногорска (Ленинградская область). Затем переводится на должность начальника ЭКО и Инспекции резервов ПП ОГПУ Татарской АССР. В 1932 познакомился с будущей женой Ириной. В 1933 работал в Казанском уголовном розыске. После конфликта с казанскими чекистами, которых он изобличил в хищениях, в результате дело рассматривалось на заседании Политбюро ЦК партии с участием М. П. Шрейдера, завершилось снятием с должности полпреда ОГПУ по Татарской Автономной Советской Социалистической Республики Д. Я. Кандыбина и судебными приговорами, был переведён на пост начальника 6-го отделения ЭКО ПП ОГПУ по Московской области, где также у него начались разногласия с начальником ЭКУ ОГПУ А. И. Успенским, и его приспешниками С. И. Лебедевым и Р. А. Листенгуртом, на которых пригрозил пожаловаться Л. Г. Миронову и Г. Е. Прокофьеву за придание ими политической окраски и раздувания обыкновенных хищений. Во время одной из ссор с Р. А. Люстингуртом в ответ на нецензурную брань выхватил табельное оружие и выстрелил в него, но промахнулся на несколько сантиметров, затем отбросил револьвер. Люстингурт не стал подавать рапорт о случившемся, ввиду выяснения комиссией причины конфликта и разоблачения фальсификации дела В. Р. Менжинским и И. А. Акуловым. В результате инцидента М. П. Шрейдер отправлен в санаторий. По рекомендации Я. А. Дейча принял своим помощником будущего начальника Смерша В. С. Абакумова, на которого через два месяца работы подал рапорт на увольнение как разложившегося и непригодного к оперативной работе, да и вообще к работе в органах, в результате чего Абакумов был уволен, но впоследствии возвращён на должность инспектора в Главное управление лагерями.

 

РКМ

Ввиду всей совокупности произошедшего перевёлся из ОГПУ в милицию, принимал участие в борьбе с валютными преступлениями, работал в Московском (помощником начальника Московского уголовного розыска директора милиции Л. Д. Вуль, который до этого неоднократно предлагал перейти на работу в органы рабоче-крестьянской милиции). С 1935 по январь 1938 работал начальником отдела уголовного розыска, помощником начальника и начальником Управления РКМ, помощником начальника УНКВД В. А. Стырне по милиции в городе Иваново. Участвовал в создании Особого совещания («тройки»[1]) при Областном управлении НКВД. На оперативном совещании 1-й секретарь Ивановского областного комитета ВКП(б) И. П. Носов созвал оперативное совещание руководящих работников УНКВД и поставил вопрос о том, чтобы чекисты, работавшие под руководством Ягоды, раскаялись и признали свою вину. На вопрос Шрейдера, какую именно вину и в чём должны признаваться, Носов крикнул:

 

— А разве ты сам не выполнял приказы Ягоды?

 

Шрейдер ответил, что, естественно, выполнял приказы наркома внутренних дел так же, как и теперь выполняет приказы товарища Ежова. Тогда Носов с жаром стал упрекать Шрейдера, как он смеет сравнивать шпиона-троцкиста Ягоду со сталинским наркомом и секретарём ЦК Ежовым, и сказал, что такие сравнения к добру не приведут. Когда В. А. Стырне был репрессирован, работал под началом А. П. Радзивиловского. Рано утром 7 августа 1937 из Ярославля в Иваново прибыл специальный поезд с группой работников ЦК, возглавляемых Л. М. Кагановичем и М. Ф. Шкирятовым.

 

В начале ноября 1937 в Ломах, один из троих пьяных «палачей» Саламатин заявил Шрейдеру:

 

— Вот посмотрим, как ты будешь себя вести, когда я тебя буду расстреливать.

 

На что был получен ответ:

 

— Прежде чем меня расстреляют, я сам пристрелю тебя как собаку!

 

Двое других «палачей», Викторов и Ряднов схватили Саламатина под руки и уволокли в соседнее помещение. После звонка В. В. Чернышёву все трое явились к Шрейдеру на квартиру с извинениями, однако он всё же решил просить перевода. В январе 1938 в торжественной обстановке отъехал из Иванова, в связи с назначением на должность начальника областного управления милиции Новосибирской области, вместо уже репрессированного А. К. Альтберга. Оказалось, что последние два-три месяца борьба с бандитизмом почти совершенно не велась, потому что по распоряжению начальника УНКВД Г. Ф. Горбача все работники угрозыска, а также и других отделов милиции были заняты на операциях по линии НКВД, в том числе и принимали участие в приведении в исполнение смертных приговоров, выносимых особой «тройкой». Отобрав транспортные средства и людей работать обратно по охране правопорядке, выслушивал угрозы от последнего и его заместителя Мальцева, но ответил:

 

— Что касается меня, то у вас руки коротки!

 

Однако ни звонок к заместителю народного комиссара внутренних дел В. В. Чернышёву, ни обращение к другому заместителю Л. Н. Бельскому, бывшему проездом с А. С. Неверновым, не помогли полностью исправить ситуацию. Поэтому уже через месяц, в феврале, последовал самовольный отъезд Михаила Павловича из Новосибирска и попадание на приём к начальнику Главного управления рабоче-крестьянской милиции НКВД В. В. Чернышёву, которому доложил, что не может больше продолжать работу в Новосибирске и готов понести за свой отказ любое наказание. Через день по распоряжению Н. И. Ежова единственного из начальников управлений милиции назначили заместителем народного комиссара внутренних дел Казахской Советской Социалистической Республики С. Ф. Реденса — свояка Сталина, и начальником главного управления милиции Казахской ССР в Алма-Ате. Однако после арестов двоих заместителей Реденса — майора госбезопасности Володзько и комбрига Роттермеля — на Шрейдера было возложено также и руководство пограничной охраной. В апреле 1938 состоялся переезд семьи (жена и двое детей) из Москвы в Алма-Ату, стали дружить семьями со Станиславом Францевичем Реденсом и его женой Анной Сергеевной Аллилуевой. В мае последовал арест первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Л. И. Мирзояна, затем в июне получено известие об аресте двоюродного брата жены Шрейдера — Олега Михайловича Рейхеля, студента Московского авиационного института, осуждённого по делу «Осколки» на 5 лет, причиной тому, вероятно, послужила дружба с детьми народного комиссара земледелия М. А. Чернова. Также был арестован ближайший друг Феодосий Иванович Чангули, помощник начальника отдела мест заключения. М. П. Шрейдер написал рапорт в Москву об их невиновности, в ответ через некоторое время было получено распоряжение Н. И. Ежова об аресте самого Шрейдера. Тем временем произошло выдвижение кандидатом в депутаты в Верховный Совет Казахской ССР от ряда петропавловских предприятий и организаций. Состоялась поездка в Петропавловск для встречи с избирателями (где его сопровождал заместитель Н. Д. Ундасынова — Лазарев, который выступал на собраниях и рекомендовал избирателям его кандидатуру, отчёты о встречах печатались в прессе) и посещение Карагандинского лагеря в Акмолинске и Балхаша. После чего Шрейдер вернулся в Алма-Ату, где Реденс ознакомил его с телеграммой Ежова постановлением об его аресте. Был избран депутатом, о чём узнал, уже находясь в арестантском вагоне, увидав из зарешёченного окна свой портрет на плакате, который к тому времени ещё не успели снять.

 

Репрессии

Арестован 16 июня 1938, причём на несколько минут был оставлен один в кабинете народного комиссара с доступом к телефонной связи, вплоть до кремлёвской, и при оружии с возможностью застрелиться, но не воспользовался предоставленной возможностью, несмотря на то что знал о том, что его ожидает. Секретарь наркома конфисковал всё оружие (маузер и стейр), а также сорвал с гимнастёрки и выкинул в мусорную корзину награды и знаки отличия, после чего Шрейдер был препровождён в одиночную камеру внутренней тюрьмы управления НКВД.

 

Затем последовала отправка в Москву, где был водворён в камеру предварительного заключения Бутырской тюрьмы. Следствием были предъявлены обвинения в сотрудничестве с немецкой, польской и японской разведками. При допросах применялись избиения. Заболел дизентерией и несколько дней находился без медицинской помощи, впадая в беспамятство, однако через некоторое время был переведён в бутырскую тюремную больницу. Ещё не выздоровевшего перевели в общую камеру, в которой встретился с однодельцем Ф. И. Чангули. После одной из прогулок во дворе тюрьмы запирают в карцер. Подаёт жалобу на имя заместителя Ежова, Фриновского, и следователь на очередном допросе предъявляет ему ответ:

 

«Санкционирую направление в Лефортово. Разрешаю бить. Фриновский».

 

Происходит инсценировка расстрела, направляют в подвал управления НКВД, но его фамилии в списках расстреливаемых не оказывается.

 

Далее, в ночь на 11 ноября 1938 случается перевод в Лефортовскую тюрьму, и допрос у Л. П. Берия и Б. З. Кобулова, которые мало интересуются делом и судьбой Шрейдера, но упорно пытаются получить компромат на В. П. Журавлёва. Помещённый во внутреннюю тюрьму встретился с Л. И. Мирзояном. Следует предъявление обвинений по всем пунктам статьи 58 Уголовного кодекса РСФСР, отказывается от дачи ложных показаний. Снова переводится во внутреннюю камеру Бутырской тюрьмы, после чего направляется под конвоем в Ярославль, и запирается в специальную камеру Ярославльской городской тюрьмы.

 

5 февраля 1939 отправляется в Иваново и помещается во внутреннюю тюрьму УНКВД Ивановской области. Следуют регулярные допросы и избиения начальником управления, его заместителями, начальником следственной части и их многочисленными подручными. Во второй раз делают постановку смертной казни. Допрашивают в присутствии члена ЦК, первого секретаря Ивановского обкома партии И. К. Седина. Единожды во время допроса следователем-стажёром Черновым и получении побоев от последнего даёт сдачи, в результате чего следователь несколько минут находится без сознания, однако к оружию и ключам не притрагивается. В дальнейшем его регулярно избивают сразу по нескольку дознавателей. В тюремной камере Шрейдеру удалось разоблачить осведомителя, прикидывающегося репрессированным инженером, и того отозвали. Самоуверенный начальник следственной части знакомит его с секретной директивой И. В. Сталина о разрешении использования к «врагам народа» мер физического воздействия.

 

Выслушал очередную серию невероятных обвинений: в убийстве Кирова; в том что является не только немецким шпионом но и этническим немцем, обрезание которому сделано для маскировки, так же другие, не менее нелепые:

 

— Ах ты, фашистская гадина! — заорал бывший подчинённый Шрейдера. — Тебе не видать должности полицмейстера, которую обещал тебе Гитлер!

 

— Ты лучше расскажи о своих связях с резидентом итальянской разведки Квазимодо…

 

М. П. Шрейдер, который, невзирая на побои и пытки, не давал показания больше 9 месяцев, принял решение раздуть своё дело до перевода в столицу Советского Союза и начал давать «показания», попутно «изобличив» как своего «сообщника» особо жестоко избивавшего его заместителя начальника управления НКВД Ивановской области (начальник управления А. С. Блинов, которого не устраивал заместитель Нарейко, бывший депутатом, и метивший на место заместителя начальник следственной части Рязанцев поддержали обвинение), среди прочего сообщив следующее:

 

Будучи в командировке в Эфиопии, вступил в интимную связь с дочерью Менелика II, которая завербовала его в британскую разведку;

Является незаконнорождённым сыном императора Манчжоу-Го — Пу И;

В дополнении к шпионажу в пользу Польши, Англии, Германии, Японии, «сознался» в шпионаже в пользу Франции и Турции, а также участии в право-троцкистском подполье, контр-революционной деятельности и прочих преступлениях.

Часть этих «признаний» отобразилась в следственном деле. Вызвавшись на очную ставку с Ф. И. Чангули, и пользуясь тем, что в нарушение инструкций их посадили за столом рядом, незаметно для следственной комиссии и представителей прокуратуры Шрейдер дал ему понять, что, поддержав дезинформацию, они развернут масштабы дела для передачи в Москву, где есть надежда, что разберутся по существу и оправдают по несправедливым обвинениям.

 

В апреле — мае 1939 последовал ожидаемый перевод в Москву, где, однако, невзирая на заверения в невиновности, продолжились избиения, также Шрейдера среди прочего дополнительно обвиняли в сговоре с санкционировавшим его избиение М. П. Фриновским. Состоялся новый допрос у Берия, к которому он был препровождён под личным конвоем начальника внутренней тюрьмы НКВД А. Н. Миронова. Следствие обманом и провокациями пыталось вырвать показания на В. В. Чернышёва, что было неоднократно категорически отвергнуто. На один из допросов заявился будущий министр госбезопасности И. А. Серов, предложив «разоблачить врагов народа» из Главного управления рабоче-крестьянской милиции, однако Шрейдер заявил следователю, чтобы как его сообщника по «изменнической и вражеской» деятельности записали самого Серова и данную встречу считали очной ставкой… последний вынужден был ретироваться.

 

25 июля 1939 вышло постановление о прекращении дела и дана возможность ознакомиться с материалами следствия, а также позвонить домой и передать записку жене и был разрешён ей визит к следователю, позволены передачи. Однако уже в августе 1939 следствие возобновлено, Михаил Павлович был водворён в одиночную камеру Бутырской тюрьмы, снова начались избиения. Состоялся суд, приговор Особого Совещания при НКВД: лишение свободы на 10 лет с помещением в ИТЛ с последующим поражением в правах сроком на 3 года (статья УК РСФСР 193/17-А) и лишением звания и правительственных наград. Дана возможность обжалования приговора апелляцией в течение 72 часов, однако воспользовался этой возможность только в декабре 1940 года, передав жене таковую на 25 страницах (женой апелляция была размножена и разослана в ЦК И. В. Сталину, в Верховный Совет М. И. Калинину, в комиссию партийного контроля М. Ф. Шкирятову и в НКВД — Л. П. Берии. Также её дядя, бывший председатель Гражданской коллегии Верховного Суда СССР, снятого с работы после ареста сына, М. О. Рейхель, ходил на приём к заместителю председателя ВС СССР, который, просмотрев заявление, сказал, что приговор формальный, просто «надо временно изолировать, поскольку был связан со многими врагами народа», что в лагере по статье 193/17-А будет на административной работе, в неплохих условиях и жене надо прекратить бесполезные хлопоты…

 

За время следствий известными сокамерниками М. П. Шрейдера были:

 

Бела Кун, венгерский и советский коммунистический политический деятель и журналист.

Иван Семёнович Кутяков, военачальник времён Гражданской войны, командир 25-й (Чапаевской) стрелковой дивизии.

Павел Иванович Кушнер, советский этнограф, профессор, доктор исторических наук.

Левон Исаевич Мирзоян, советский государственный и партийный деятель.

Яков Христофорович Петерс, профессиональный революционер, один из создателей и первых руководителей ВЧК.

Гуго Эберлейн, немецкий политик, коммунист, деятель Коминтерна.

Из которых выпущен на свободу только П. И. Кушнер.

 

За последующие три месяца пребывания в тюрьме получил два свидания с женой и передачу с тёплыми вещами. С октября по декабрь 1940 этапировался в Севжелдорлаг.

 

Реабилитация

C 1941 году после нападения фашистов на Родину многократно отправлял письменные просьбы отправить на фронт. В 1942 году освобождён и направлен на фронт рядовым, воевал до Победы, за время Великой Отечественной войны дослужившись до старшины. Однако реабилитирован и восстановлен в коммунистической партии был только в конце 1950-х.

 

В июне 1945 года вернулся в Москву, работал в московском городском тресте по снабжению топливом и других топливных организациях в Москве. В октябре 1954 года последовал вызов в комиссию по назначению персональных пенсий. После этого становится персональным пенсионером СССР. В 1970-е работал над воспоминаниями под общим названием «Жизнь чекиста-оперативника» (ценнейшего источника по истории органов государственной безопасности СССР 1920-х — 1930-х, хранятся в отделе рукописей Российской государственной библиотеки), часть из которых опубликована. Скончался в Москве в конце 1978 года.

 

Семья

Отец — Павел Шрейдерис, рабочий, сын шорника. Погиб в Вильнюсском гетто в 1941.

Мать — Рахиль Кирзнер. Прожила, вероятно, недолго, так как Павел Шрейдерис женился во второй раз на женщине по имени Этель (отчество и фамилия неизвестны).

Братья — оба погибли в 1907 от эпидемии тифа в раннем детстве.

Сестра — Эсфирь Павловна Шрейдерис, родилась в 1904, вышла замуж за человека по фамилии Хирург (имя и отчество неизвестны), и эмигрировала в 1920.

Жена (второй брак, в 1934) — Ирина Элланская, тёща — Маргарита Михайловна Элланская (пианистка, библиотекарь), происходят из дворянской семьи.

Дети — Михаил и Виктор (Элланские).